– Так, может, это Гамадов ему отомстил? – предположил Мельников.
– Петух авторитетному зэку, смотрящему отряда?! – прищурившись, переспросил Карнаухов. – Не смеши! Такого еще не бывало. Да если бы он просто толкнул или ударил смотрящего, «торпеды» Уса порвали бы его на месте. Зона – это не воля. Здесь субординация соблюдается, как в армии, даже еще строже. Чушкарь может залупаться на чушкаря, мужик на мужика и только вор – на вора. А незадолго до того, как Уса замочили, в четвертый отряд, где он заправлял, с последним этапом пришли двое авторитетных воров, Чума и Трезубец, с такими же, как у прежнего смотрящего, претензиями на лидерство. Обычно в такой ситуации воры договариваются между собой, но порой разбор перерастает в откровенную поножовщину. Думаю, в этот раз именно так и произошло. Не договорившись с Усом, Трезубец и Чума попросту зарезали его.
– И кто теперь в четвертом смотрящим? – поинтересовался Мельников.
– Пока никто, – ответил Карнаухов и объяснил: – Я этих Трезубца и Чуму сразу после убийства Уса в ШИЗО на десять суток закрыл. В отряде каждый день шмоны. Так что пока зэки притихли. Даже шишки из усовской команды хвосты поприжали, выжидают, чем дело обернется. Почти все на новичков думают. Да и я нутром чую: их работа! Вот только удастся ли расколоть, не знаю. Тертые калачи: у Трезубца это уже третья ходка, у Чумы – вторая. Все зоновские законы да и наши возможности назубок знают. – Посчитав, что его последние слова коллега может истолковать как признание собственной несостоятельности, Карнаухов поспешил добавить: – Но я их и без их собственного признания дожму. А будут дальше в несознанку идти, в ШИЗО сгною.
Беспокойство начальника оперчасти было вполне понятно Мельникову. Хотя для этого у того не было никаких оснований. Мельников не собирался вмешиваться в служебные дела своего коллеги и уж тем более подставлять его перед начальством. По большому счету, фээсбэшнику не было дела ни до какого-то Уса, ни до подозреваемых в его убийстве уголовников Чумы и Трезубца. Из всех заключенных исправительно-трудовой колонии номер девять его в данный момент интересовал только один. Поэтому он вновь вернул отклонившийся разговор на интересующую его тему:
– А как ведет себя Гамадов после убийства Уса?
– Да как чушкарь может себя вести? – отмахнулся Карнаухов. – Трясется за свою задницу да считает минуты, оставшиеся до освобождения. Он же послезавтра выходит, – равнодушным тоном сообщил начальник оперчасти крайне важную для Мельникова информацию. – Ты пойми: опущенный – это сломленный и раздавленный человек. Человек, в котором вытравлена его личность. Даже после освобождения зоновский петух все равно остается петухом. Прежним человеком он уже никогда не станет, – авторитетно закончил Карнаухов.
Мельников задумался. Если начальник оперчасти прав – а у Карнаухова большой служебный опыт, и не доверять ему вроде бы нет оснований, – значит, Гамадов морально сломлен и уже не представляет той опасности, какая приписывается ему в пришедшей из Москвы ориентировке. Это уже совершенно другой человек: трусливый и запуганный.
– Дай все-таки на его личное дело взглянуть, – больше для очистки совести попросил у коллеги Мельников.
Карнаухов секунду помялся, но потом все-таки перебросил Мельникову через стол извлеченную из сейфа картонную папку с материалами дела:
– Гляди, если есть такая охота... А то, может, отметим встречу?
Быстро нагнувшись, он вынул из нижнего отделения собственного сейфа пол-литровую бутылку водки и водрузил ее на стол рядом с папкой, которую уже раскрыл Мельников. Вслед за бутылкой на столе появились жестяная банка тушенки и стеклянная банка квашеной капусты под полиэтиленовой крышкой. Манипуляции начальника оперчасти выглядели куда более привлекательно и обещающе, чем хранящиеся в пожелтевшей папке машинописные и рукописные листы. Поэтому, когда Карнаухов выставил на стол два пустых стакана и вопросительно взглянул на своего гостя, Мельников махнул рукой и произнес:
– Наливай!
Пока Карнаухов разливал по стаканам водку, Мельников бросил взгляд на первую страницу раскрытого дела. Подколотая к ней черно-белая фотография наголо обритого молодого тощего мужчины с тонкой шеей и затравленным взглядом окончательно убедила его, что «особая опасность», которая приписывалась в ориентировке Гамадову, явно преувеличена.
4. ЧУШКАРЬ
ИТК № 9, Пермская область