Начальник Управления «В»
генерал-майор Углов.
Опорная база группировки федеральных сил, Ханкала
1 декабря, 17.00
Стальной корпус «БТР» защищал от ветра, но не спасал от холода. И трем офицерам «Вымпела», трясущимся в его десантном отсеке, казалось, что облепившее тело мокрое, холодное обмундирование высасывает последние остатки тепла.
Весь день они провели в горах, куда еще до рассвета отправились по приказу начальника оперативного отдела «Вымпела» полковника Бондарева. Накануне в отряд из штаба объединенной группировки федеральных сил поступила оперативная информация о том, что в ближайшие дни диверсионно-террористическая группа чеченских боевиков предпримет попытку перейти из Веденского района Чечни на территорию Дагестана. Чтобы не пропустить бандитов в Дагестан, Бондарев направил трех командиров оперативно-боевых групп: майора Мокрушина и капитанов Овчинникова и Воронина обследовать участок предполагаемого перехода и выбрать оптимальное место для засады на пути диверсантов. В пять утра БТР доставил розыскников к горному перевалу, за которым и предстояло вести разведку. Но ночью в горах прошел обильный снегопад. Горные тропы оказались занесены снегом по колено, а седловины между скалами, которые тоже пришлось обследовать оперативникам, – по пояс. Днем же, как это часто бывает в горах, температура резко повысилась, покрывающий склоны снег начал обильно таять. И проводившим осмотр местности офицерам пришлось более десяти часов, где шагом, а где и ползком, пробираться в рыхлом и влажном снегу. К концу перехода их обмундирование, несмотря на влагостойкую пропитку, промокло буквально насквозь. И когда разведчиков забрал прибывший за ними БТР, мысли всех троих офицеров приняли одно и то же направление.
– В баньку бы сейчас! – широко улыбаясь, сказал Овчинников, среднего роста светловолосый офицер с голубыми веселыми глазами.
До того как Ворон возглавил собственную оперативно-боевую группу, он около года прослужил под началом Овчинникова. Несмотря на то что Ворон уже четвертый месяц сам командовал оперативной группой, Овчинников по-прежнему чувствовал свою ответственность за него и во время выполнения совместных заданий всячески опекал своего бывшего подчиненного. Последнюю фразу он произнес тоже в расчете на него. От холода у Ворона сводило челюсти, и в ответ на замечание Овчинникова он только кивнул. Овчинников же, зная, как важны для измученного организма положительные эмоции, продолжал развивать свою мысль:
– ...такую, чтобы жар до костей пробирал! Да с веничком березовым! Эх, хорошо!
Он даже взмахнул рукой, демонстрируя, как следует обмахиваться веником. А Ворон, взглянув на Овчинникова, с удивлением отметил, что лицо его бывшего командира раскраснелось, словно он действительно оказался в бане.
Тут в разговор вступил и Мокрушин.
– А я больше сауну люблю, – признался он. – Сидишь на полке, парами эвкалиптового масла дышишь, которым перед этим камни сбрызнул, и чувствуешь, как по тебе пот стекает...
– Эх ты, любитель сауны! – с ехидной усмешкой перебил Мокрушина Овчинников. – Расписываешь ее достоинства, а даже не знаешь, что полки только в русской бане бывают!
Ворон с улыбкой наблюдал за шутливо препирающимися товарищами и неожиданно заметил, что холод, который, казалось, еще секунду назад сковывал все мышцы, постепенно отступает. И даже прикосновения к изнанке мокрого обмундирования уже не вызывают дрожь. Вскоре он и сам включился в начатый Овчинниковым разговор, охотно сравнивая достоинства русской и финской бани. Когда спустя два часа бронетранспортер въехал на территорию ханкалинской военной базы, несмотря на холодящую тело мокрую одежду, Ворон чувствовал себя вполне бодро.
Переодевшись в казарме в запасной комплект формы и развесив промокшее обмундирование в сушилке, офицеры дружно направились в столовую. Теперь, когда холод был преодолен, на первое место вышло чувство голода, так как сухой паек, который разведчики брали с собой и крайне экономно расходовали во время перехода, состоял лишь из пачки галет и нескольких кубиков сахара. Снаряжаясь в разведывательный дозор, все розыскники предпочли сэкономить место для боезапаса, являющегося основным средством выживания в чеченских горах.
По дороге в столовую офицеров догнал боец-вестовой и, обратившись к Воронину, сказал:
– Товарищ капитан, вас вызывает полковник Бондарев.
– Срочно? – опередив Воронина, спросил Овчинников.
В ответ вестовой только пожал плечами.
– Было бы что-то срочное, Бондарь так бы и сказал, – резюмировал Овчинников и тут же предложил Ворону: – Давай по-быстрому заправимся, потом все вместе доложимся.
– Я лучше сразу, – возразил ему Ворон. – А то разморит после ужина, соображать буду плохо, – в шутку добавил он и, развернувшись, быстро зашагал к отделу военной контрразведки.
По пути он ни разу не оглянулся, поэтому не заметил, как, глядя ему вслед, Овчинников одобрительно покачал головой.
При появлении Воронина Бондарев, оторвавшись от разложенных на его рабочем столе бумаг, поднял на вошедшего офицера внимательный взгляд и после приветствия сухо сказал:
– Садись.
Ворон в замешательстве опустился на стул у приставного стола. После обмена шутками с Овчинниковым и Мокрушиным он пребывал в веселом настроении, однако рядом с хмурым и явно чем-то озабоченным командиром собственная веселость показалась ему неуместной. Еще больше Ворона удивило то, что его доклад о результатах произведенной разведки Бондарев выслушал молча, не задав ни одного уточняющего вопроса, что было ему вовсе не свойственно. От этого Ворон еще больше смутился и поспешил закончить свой доклад.
– Обо всем напишешь подробный рапорт, отразив там собственные выводы, – ответил Бондарев, когда он замолчал. – А сейчас на вот, прочти, – и он протянул Воронину заполненный бланк шифротелеграммы.
Ворон поспешно взял предложенную ему шифротелеграмму, оказавшуюся спецсообщением руководства Пермского УФСБ, и начал читать. Дочитав текст спецсообщения до конца, он поднял на Бондарева изумленный взгляд и растерянно спросил:
– Как же так, Петр Валентинович?
– А вот так! – Резко взмахнув рукой, Бондарев разрубил ладонью воздух. – Упустили пермяки Гамадова и двоих своих людей потеряли! – Полковнику все труднее становилось сдерживать овладевшее им раздражение, и он возмущенно воскликнул: – Нет, ты заметил, они поручили слежку за тремя натасканными боевиками всего одной бригаде и сейчас пытаются выставить старшего бригады виноватым! Уверен, его и сделают козлом отпущения! – Встав из-за стола, Бондарев нервно заходил по кабинету, но кабинет полковнику был явно мал, и, пройдя его из конца в конец, он вновь остановился перед Ворониным. – Что он мог сделать, этот капитан? Только погибнуть вместе со своими парнями! Наружников не обучают силовому задержанию, у них другая работа. А чтобы заломать этих зверей, нужны волкодавы, такие, как ты, Мокрушин или Антон Овчинников!
– Никто же не предполагал, что, обнаружив за собой слежку, боевики решатся на убийство наблюдателей, – попробовал возразить начальнику Ворон.
– А надо было предполагать! – Бондарев вновь рассек рукой воздух. – Гамадов и раньше был зверем, а после трех лет на зоне вообще взбесился. В басаевско-масхадовской Чечне он был богатейшим человеком. Весь нелегальный нефтепромысел держал в своих руках. А мы его всего этого лишили, да еще и упрятали за решетку. Да он на зоне ночи не спал, мечтая, как будет мстить. Вот и начал резать людей, как только оказался на свободе. Ведь генерал не случайно указал в направленной в Пермское управление ориентировке на его «особую опасность»! А пермяки не обратили на это внимания и выделили для слежки одну бригаду! И заметь: об убийстве своих сотрудников и побеге чеченцев им стало известно вчера в семь утра, а нам они сообщили об этом только сегодня к вечеру! Где сейчас могут быть эти бандиты? Наверняка уже где-то на подступах к Чечне. Вот, я набросал схему блокпостов, через которые они могут пройти. – Сдвинув в сторону разложенные на столе бумаги, Бондарев развернул перед Ворониным среднемасштабную карту республики с отмеченными на ней блокпостами. – Надо подумать, кого из наших следует направить на блокпосты для опознания Гамадова и его бандитов.