Однако ни Басаева, ни Гамадова среди нашедших свою смерть на минных полях бандитов не оказалось. В их розыск, как и в розыск других главарей чеченских боевиков, активно включились бойцы «Вымпела» и в их числе Кирилл Воронин. «Басаев еще до окончательного окружения Грозного нашими войсками покинул чеченскую столицу. А вот Гамадов, не имевший такой возможности, решил пересидеть опасный момент в городе и выбраться из Грозного, когда оцепление будет снято. Видимо, чутье или что-то другое подсказало басаевскому взрывнику, что покинувшие город отряды боевиков попадут в ловушку. Хотя он и не знал о минных полях на пути бандитов, но каким-то образом почувствовал опасность. Несколько дней Гамадов скрывался по подвалам, а затем, раздобыв где-то ветхую одежду, под видом беженца попытался выбраться из города. И у него наверняка все бы получилось, если бы на одном из контрольно-пропускных постов его не обнаружил мой бывший командир майор Уткин, возглавляющий оперативно-поисковую группу, в состав которой входил и я».
Ворон отчетливо вспомнил промозглый февральский день, оседающий на одежде и залепляющий лицо мокрый снег и бредущие по дороге отдельные группки беженцев. «На КПП нас было трое: майор Уткин, бывший старлей-армеец, пришедший в «Вымпел» одновременно со мной, и я. Из розыскной ориентировки о Гамадове мы знали, что, еще учась в институте, он серьезно увлекался карате. Позже в учебных лагерях Басаева и Хаттаба прошел курс рукопашного боя и специальной диверсионной подготовки, что делало его особо опасным противником при задержании. Мы наизусть знали его словесный портрет и особые приметы. И тем не менее мы с моим старлеем-напарником, проверяя выходящих из города беженцев, его пропустили. В том человеке, встретившемся нам на КПП, не было ровным счетом ничего от подрывника Гамадова. Осунувшееся лицо, спутанные волосы, обвисшие плечи, морщинистые руки с обломанными грязными ногтями, под которые набилась земля, хромота! И главное – затравленный взгляд побитой собаки. Этот жалкий человек вызывал только сочувствие и уж совсем не напоминал объявленного в федеральный розыск опаснейшего чеченского террориста. И тем не менее Уткин опознал его.
Позже он рассказал мне, что сначала обратил внимание на белые, без единой червоточины, зубы мужчины, который, по его собственным словам, уже несколько месяцев жил в подвалах, все это время ел что придется, а пил одну канализационную воду. Отметив первое несоответствие, Уткин обнаружил и другие подозрительные странности. Так, проверяемый человек намеренно морщил лоб, «гася» свой взгляд, а его одежда явно не соответствовала ему по размеру. После сделанных наблюдений наш командир уже беспристрастно «прогнал» словесный портрет подозрительного беженца по известным нам ориентировкам и сразу определил его подлинную личность. Продолжая разговаривать с мнимым беженцем, он подал нам знак, и мы сейчас же скрутили чеченскому террористу руки. Задержание стало для Гамадова полной неожиданностью. Он, однако, не ожидал от нас ничего подобного и просто не успел оказать сопротивление. Во время следствия Гамадов еще долго изображал из себя безвинно арестованного беженца, но, изобличенный свидетельскими показаниями других задержанных боевиков, в конце концов признал свою личность. Мы были уверены, что на кровавом пути этого террориста поставлена точка и остаток своих дней он проведет за решеткой. Однако жизнь показала, что мы жестоко ошиблись. На суде так и не удалось доказать руководящую роль Гамадова в устроенных чеченскими боевиками терактах, жертвы которых исчислялись сотнями человек. Все, что удалось инкриминировать главному басаевскому подрывнику, – это его связь с боевиками. Даже его участие в террористическом рейде на Буденновск осталось недоказанным. В результате Гамадов получил пять лет исправительно-трудовых работ в колонии общего режима. Вынесенный бандиту и убийце приговор выглядел насмешкой над правосудием и настоящим оскорблением памяти людей, которые погибли в Буденновской горбольнице и под развалинами взорванных террористами домов в Москве и Волгодонске. Когда я узнал о вынесенном Гамадову приговоре, то пришел к командиру и прямо спросил его, что он думает о случившемся. Уткин долго смотрел мне в глаза, а потом ответил, что больше всего жалеет о том, что в момент задержания не переломил Гамадову шейный позвонок, а помолчав, добавил, что, если судьба сведет их еще раз, он именно так и сделает. Но судьба распорядилась иначе. Мой бывший командир майор Уткин погиб в марте этого года при освобождении захваченного террористами атомного ледокола, а чеченский подрывник и убийца Гамид Гамадов, погубивший сотни людей, жив и здоров и скоро, возможно, вновь окажется на свободе. Мне уже неоднократно доводилось слышать о том, что убийцы чрезвычайно живучи, потому что впитывают в себя жизни своих жертв. Если допустить, что это так, то кровавый след Гамадова – наглядное тому доказательство».
Размышляя таким образом, Ворон выбрался из рощи и, подойдя к дороге, улегся за обочиной на мокрую от дождя и вечерней росы траву. На этот раз ему повезло и долго лежать в сырости не пришлось. Уже через десять минут вдали показались огни приближающегося автомобиля. Определив по расположению фар, что по дороге едет «уазик», Ворон поднялся с земли и вышел на дорогу, чтобы едущие в машине люди смогли его рассмотреть. На всякий случай он взял автомат в руки и снял оружие с предохранителя, готовый в любой момент отпрыгнуть за обочину и открыть ответный огонь.
«УАЗ» остановился в десяти метрах от него. Оттуда выглянул уже знакомый Ворону офицер-пограничник и призывно махнул рукой. Свои. Не теряя времени, Ворон забрался в машину. Как только он захлопнул за собой дверцу и машина тронулась, старлей взволнованно спросил:
– Ну как? Все в порядке?
Пограничники не знали ни цели задания, ни даже должности и звания офицера, которого они подвозили. Отправляясь на встречу с агентом, Ворон выбрал их машину только потому, что она оказалась попутной, и договорился со старшим лейтенантом, что они высадят его возле Старых Атагов, а спустя четыре часа заберут на том же месте. Пограничники не собирались задерживаться в Шали до темноты, рассчитывая засветло вернуться в Ханкалу. Но Ворон попросил старшего лейтенанта отложить возвращение на базу на два часа, и тот согласился, хотя и понимал, что езда в темноте значительно опаснее. Пограничники в точности выполнили свою задачу, и, конечно, им важно было знать, что сделанная ими двухчасовая задержка оказалась не напрасной. Ворон их отлично понимал, поэтому утвердительно кивнул головой и ответил:
– Спасибо, парни. Все в порядке.
Он очень хотел выглядеть убедительным. Но голос предательски дрогнул. И мрачное выражение лица он, как ни старался, изменить не смог.
Чтобы не нервировать караульных, водитель «УАЗа» перед КПП до предела сбросил скорость, хотя уложенные поперек дороги бетонные блоки позволяли легковой машине ехать и быстрее. Такая предосторожность оказалась совсем не лишней. Проследив за движением ствола установленного на КПП крупнокалиберного пулемета, повернувшегося вслед за подъехавшим «УАЗом», находящиеся в машине офицеры – старший лейтенант-пограничник и капитан Воронин мысленно похвалили водителя за его предусмотрительность. Если бойцам пулеметного расчета что-либо покажется подозрительным, или у них просто не выдержат нервы, и они откроют огонь, то не помогут ни наклеенный на лобовое стекло спецпропуск, ни имеющийся у водителя путевой лист, ни командировочное предписание старшего лейтенанта. Потому что за считаные секунды бронебойные пули крупнокалиберного «утеса» превратят в дуршлаг машину и всех находящихся в ней людей.
Объехав последний из бетонных блоков, водитель остановил машину перед опущенным металлическим шлагбаумом, за которым находились пока еще закрытые въездные ворота, и, как требовала надпись на приваренном к шлагбауму железном листе, заглушил двигатель. Спустя несколько секунд из-за сложенного из бетонных блоков бруствера вышли трое военных в армейской камуфляжной форме. В темноте Ворон не разглядел их званий, но предположил, что это дежурный по КПП или его помощник с двумя караульными. Все трое были вооружены автоматами. Но оружие держали в руках только караульные. Их старший повесил свой автомат на плечо, а в руке нес мощный электрический фонарь. Этим фонарем он осветил лобовое стекло «УАЗа» и, лишь убедившись в наличии специального пропуска, приблизился к машине. Караульные остались на прежних местах, продолжая держать «УАЗ» под прицелом своих автоматов. Старший караульных оказался молодым лейтенантом, но цепкий внимательный взгляд офицера указывал на его немалый опыт. Ворон и старший лейтенант-пограничник протянули ему свои командировочные удостоверения. Но лейтенант прежде заглянул в машину и, только убедившись, что там нет посторонних, взялся за изучение документов. Он быстро, но в то же время внимательно просмотрел оба командировочных предписания, задал стандартный вопрос о маршруте следования и, получив на него такой же стандартный ответ, дал отмашку своим подчиненным. Остававшиеся за бетонным бруствером караульные ослабили веревку, и перегораживающая дорогу стрела шлагбаума взлетела вверх. В то же время со стороны КПП раздался звук включившегося электромотора, и железная створка въездных ворот поползла в сторону. Последними ушли с дороги автоматчики, и «УАЗ» въехал на территорию военной базы.