Клейменову не приходилось встречать именно такое устройство в виде двойных качелей. Но принцип обратного изображения кое-где, особенно в тонких механизмах, применялся. Правда, в другом виде, в другом оформлении - отсюда так просто и не протянешь связующую нить. А зеркало подсказало: можно использовать этот принцип. И вот его минутная догадка. «Двойной плоскопружинный параллелограмм» - так стали обозначать теперь новый механизм на чертежных штампах конструкторского отдела. Теперь скорее реализовать, испробовать.
Нетерпение Клейменова возросло до крайности, когда Георгий Иванович, оценив его предложение опытным глазом, постучал пальцем по чертежу:
- Да, это обещает…
Осторожная фраза, за которой, кто знал манеру главного конструктора, мог угадать одобрение.
Скорее, скорее перевести идею в конструкцию. И, главное, проверить в натуре. Клейменов нес эти «качели», красиво разрисованные в разных проекциях, в экспериментальный цех к слесарю Гордееву. Сейчас они вместе обдумают, как все это лучше, складнее выполнить. И тогда - быстро за дело.
Но оказалось, что Гордееву было сейчас не до того. Он корпел у себя за перегородкой над какими-то фигурными валиками. Срочный, неотложный, важный заказ, спущенный на завод со всякими строгими предписаниями. И вот почти весь цех, экспериментальный цех, самые его лучшие силы, брошены на эти валики для каких-то неизвестных заводу механизмов. Дни, а может, и недели затрат самого квалифицированного труда.
- Свистать всех, аврал! - с ожесточением махнул рукой Виктор Павлович на груду валиков, лежащих перед ним, и снова уткнулся в работу, пряча кривую ухмылку.
Экспериментальный цех часто вводит в искушение. Если директору завода нужно «вытянуть» сложную партию деталей, а в цехах запарка, он невольно думает: «Не подкинуть ли в экспериментальный? Уж там вытянут». Если кто-нибудь ищет, куда бы поместить срочный заказ, то нередко молчаливо предполагают: «Ведь есть же на этом заводе цех экспериментальный. Уж там-то сделают». И цех начинает работать не на прогресс, не на будущее, а на случайную потребу.
Георгий Иванович прибрал зачем-то тщательно бумаги на столе, застегнулся на все пуговицы и, надвинув низко неизменную синюю кепочку, вышел из отдела. Клейменов, следивший за ним, знал: направился к директору объясняться.
Не надо думать, что стоит Георгию Ивановичу напомнить директору, зачем существует экспериментальный цех и что недаром же существует он при отделе главного конструктора, как директор тотчас согласится с очевидной истиной и работа над прибором возобновится. О нет, это всегда очень неприятный, тяжелый разговор по поводу экспериментального. Клейменов пытался представить, как он там происходит, такой разговор.
Вариант первый. Директор настроен мирно. На все жалобы главного конструктора о том, что и в прошлый месяц экспериментальный цех загружали не по назначению, и три месяца назад, и… Директор сочувственно покачивает головой. Верно, верно… Ай-яй-яй, как нехорошо! И скажет, принимая доверительный тон: «Сам понимаешь...» - и выразительно схватит себя за горло.
Вариант второй. Директор в дурном расположении духа. Он обрывает главного конструктора и на гремящих нотах сам переходит в наступление. Они оторвались там, в конструкторском отделе, от земли. Здесь нужда, неотложность. А что их прибор? О нем нет еще никакого решения. Почти частное дело… И далее в таком роде.
Георгий Иванович вернулся довольно скоро и смущенно сказал:
- Придется подождать.
В самом деле, тут текущая неотложная работа, ее требуют, нажимают. Горит, сегодня горит. А работа на будущее - это ведь не так горит, это что-то пока неопределенное, что можно всегда немножко, чуть-чуть отодвинуть. С прибором никто же не торопит, не призывает к ответу. Напротив, надо еще доказывать, как нужна вся эта затея для измерения каких-то там гребешков. Никто не говорит, что создание новых конструкций дело незначительное, но ведь можно же подождать.
И они ждали, когда наконец освободится слесарь Гордеев от этих валиков. Они столько уже ждали помощи «чужого» института, его лаборатории, что подождут еще и своего слесаря на собственном заводе.