Надежду на благополучный исход этой борьбы дает развитие так называемого экологического мировоззрения, комплексного подхода к использованию природных ресурсов. Продолжая аналогию, можно сказать, что бесполезно тратить силы на уничтожение вновь возникающих «голов дракона» технической цивилизации. Необходимо проникнуть в глубинные механизмы природных явлений, познать их экологические основы и так строить свою деятельность, чтобы предотвратить появление новых «голов».
Великое Равновесие нуждается в постоянной заботе о нем. Посмотрим же, что требуется для организации хозяйственной деятельности и использования природных ресурсов на экологической основе.
Доброе слово о болоте
Очень немногие поверят в то, что к болотам можно привыкнуть и даже… полюбить их. Да-да, полюбить! В сущности, для этого нужно совсем мало: освободиться от предвзятого отношения, вглядеться в них, попытаться проникнуть в их таинственный мир, понять их роль в Великом Равновесии, в хозяйстве.
Писатели не пожалели красок, описывая топи. «Болотные миазмы», «пронизывающая сырость», «край водяных и леших» — эти и десятки других столь же мрачных определений встречаются в художественных произведениях. Мы не хотим спорить, по-видимому, литераторы были правы в каждом конкретном случае. Да, существовала и болотная лихорадка, пожиравшая здоровье многих людей. Сырость трясин действительно пронзительна и вызывает безудержную дрожь. Осенние пейзажи переувлажненной Барабинской степи или зрелище полумертвых березняков Западно-Сибирской низменности могут нагнать тоску не только на слабонервного.
Но что это? Некоторые писатели, хорошо знающие жизнь природы, отнюдь не разделяют всеобщего отвращения к топям.
«По болотам в свое время я ходил с чувством стран неоткрытых…» — писал М. Пришвин. «Кладовыми солнца» назвал их он. С искренним интересом относился к зыбким трясинам К. Паустовский. Даже Г. де Мопассан, которого природа интересовала в основном как фон, на котором развертывались действия его произведений, как-то написал очень проницательные строки: «Болото — это целый мир на Земле, где свое особое бытие, свои оседлые и странствующие обитатели, свои голоса и шорохи, а главное — своя тайна».
Вот пойменное болото, оно приходит на смену мелеющей и зарастающей старице. Густо стоят толстые узловатые стебли тростника, увенчанные сероватыми метелками. Рогоз с широкими плотными листьями-саблями и коричневыми семянками — «чижиками». Поднявшись на сухой холм, мы видим целое море трав. По нему, как по ржаному полю, ходят волны. Посредине проглядываются небольшие плесы, но и они почти сплошь заросли круглолистными кувшинками и кубышками.
В зеленых чащах кипит жизнь. К стеблям двух тростинок прикреплено гнездо какой-то птички. А вот и она сама — сидит, уцепившись сбоку лапками за стебель. Далеко слышна ее несколько однообразная, но бодрая песенка. Это камышевка.
На мелководном плесе утка, встав вертикально, кверху гузкой, опустив в воду голову, быстро-быстро перебирает перепончатыми лапками, ищет корм. Чуть поодаль несколько ее подруг отдыхают на кочке. Они сонно «обираются», выискивая в оперении пухоедов.
Здесь же, у края плеса, конусообразное нагромождение старых трав и ветоши. Это хатка ондатр. Время от времени возле нее появляются небольшие бурые зверьки и расплываются в разные стороны на кормежку. Вот один из них нырнул, пробыл под водой около двух минут и показался на поверхности с пучком рдестов во рту. Выбравшись на кочку, ондатра с аппетитом начала поедать траву, подталкивая ее ко рту передними лапками.
Черноольховое болото. Деревья растут группами на небольших возвышениях — коблах. Между коблами — залитые водой низины. Они затянуты ряской, рассеченной во всех направлениях следами плававших здесь уток. Рогоз, тростник, озерный камыш растут куртинами. Через топи тянется широкая гряда с густыми тальниками по краям, а посередине — с девственным осиново-дубовым лесом. В кустарниковом ярусе — красные ягоды костяники и темно-фиолетовые ежевики. На коблах дремлют, греясь на солнышке ужи. Высоко над кронами ольх с клекотом кружит выводок больших подорликов. Их опустевшее гнездо виднеется в ветвях старого дуба, стоящего на краю гряды. В болоте живут и бобры, но днем они спят в своих жилищах. Их присутствие подтверждают конусообразные пни от сгрызенных ими деревьев, плотно утрамбованные тропки, каналы, проложенные в топких понижениях.