— Дело в том, Алик, что память у него все-таки отличается от памяти ребенка. Вы не думайте, мы его вовсе не программируем, мы только оживляем в его голове то, что там уже заложено. Кстати, вы, может быть, читали где-нибудь... Есть такая теория, что у всех людей в памяти уже имеются сведения о мире, накопленные в ходе так называемой «предыдущей жизни», только все это основательно подзабыто и прорезается лишь в отдельные моменты...
— Ложная память? — спросил я. — Вы имеете в виду «дежа вю»?
— Вера, а что такое программировать? — вдруг спросил Виктор.
— Это значит учить кого-то делать все быстро, правильно и не задумываясь, — без запинки отчеканила психолог.
Виктор нахмурил брови, а потом спросил:
— А вы запромагр... запрограммируете меня стать космонавтом?
— Нет, — вмешался в разговор я. — Нет, Витя. Тебя запрограммируют стать спасателем.
У Полышева дрогнула рука, и башня со стуком тут же обвалилась, образовав на столе развалины из кубиков.
— А если я не хочу? — спросил он. — Я хочу быть космонавтом, чтобы летать в космос!
— Хочешь — значит, будешь, — успокоила его Вера Захаровна, укоризненно покосившись на меня: что ж ты, мол, ненужные проблемы создаешь? — И вообще, иди мой руки, и пойдем обедать.
Виктор послушно встал, зачем-то осмотрел свои ладони и с горестным вздохом направился в коридорчик, где размещался туалет.
Походка у него до сих пор еще была неуверенной.
— Скажите, Вера Захаровна, — спросил я, — вы давно здесь работаете?
— Сколько себя помню, — неумело пошутила она. — А что?
— И много у вас бывало таких пациентов, как Виктор?
— «Пустышек»-то? Да достаточно. Иногда в две смены приходилось работать.
— И все — после тяжелых травм?
— Как правило. Не пойму, правда, к чему вы клоните, Алик...
— А вам не кажется, уважаемая Вера Захаровна, — медленно произнес я, — что все эти «пустышки», как вы их называете, просто-напросто притворяются?
— Притворяются? Но зачем? — поразилась она.
— Да хотя бы затем, что они должны были умереть, но у них это не получилось. Что-то или кто-то не допускает, чтобы люди умирали. Им просто вкладывают в голову другое содержание — память, жизненный опыт. И некоторые приспосабливаются, а кое-кто решает, что амнезия — самый эффективный способ приспособиться к своему новому бытию...
Она смотрела на меня поверх очков, и во взгляде ее читалось сожаление: надо же, с виду такой умственно здоровый человек, а несет такую бредятину.
Потом сказала:
— Вы, наверное, очень любите читать на ночь фантастику, Алик. А если серьезно, то поверьте мне: ни один, даже самый талантливый, актер не сумел бы так притворяться, как это получается у них.
— Ну, почему же? — сказал я. — По себе знаю: притвориться намного легче, чем это кажется окружающим...
У нее вдруг расширились глаза.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вы... что вы тоже были таким, как Виктор?
Я помедлил, прежде чем ответить.
Рассказать ей всю правду о Круговерти? Но что мне это даст? Она же все равно мне не поверит, как любой здравомыслящий человек не верит ни в телепатию, ни в общение с духами, ни в тому подобные чудеса.
И вообще: на кой черт я затеял этот глупый разговор? Чего я хочу добиться, чего? Чтобы кто-то мне честно и открыто сказал: «Да, ты прав, старина, именно это и имеет место быть»? А кто я такой, чтобы быть посвященным в страшные тайны?
— Нет, Вера Захаровна, — сказал я после паузы. — Мне таким быть не пришлось. К счастью...
Глава 7
Едва началась дежурная смена, как Старшина поручил мне доставить в Центр очередной отчет о деятельности отряда. При этом он благосклонно предложил мне воспользоваться его служебной «Волгой», но я наотрез отказался. Центр Профилактики находился, в соответствии со своим названием, в центре столицы, и меня не прельщала перспектива тащиться по забитым пробками улицам со средней скоростью пешехода, парясь в духоте салона и слушая в сотый раз душещипательный рассказ водителя Григория о том, как ему в прошлом году вырезали аппендицит. Лето уже было бабьим, но солнце жарило не хуже, чем в июле.
И я отправился в краткосрочную служебную командировку своим ходом, то есть — на метро, прихватив с собой карманный комп для убийства времени.
Выйдя на «Китай-городе», я пошел вдоль комплекса зданий, в которых когда-то, еще до моего рождения, размещался ЦК КПСС, а потом — администрация Президента. Я шел, обдуваемый простудным ветерком с Москвы-реки и щурясь от яркого солнца, от которого не спасали даже непроницаемо-черные очки, и не сразу увидел его, хотя он шел мне навстречу со стороны Варварки. А когда увидел, то невольно ускорил шаг.
Расстояние между нами было метров пятьдесят, и сначала я подумал, что ошибаюсь и этот тип просто здорово похож на того придурка из «Тойоты», который умудрился не заметить нас на Владивостокском проспекте. Но чем ближе мы сходились, тем я все больше понимал: нет-нет, это именно он. Только на этот раз вместо кожаной куртки на нем была обычная ветровка, из-под которой выглядывала клетчатая рубашка. И сейчас он был абсолютно трезв.
«Но этого не может быть!» — мысленно заорал я. Его же на наших глазах увезла милиция. Да и Старшина сообщил, что этого негодяя судили и дали ему десять лет строгого режима. Что же происходит в этом долбаном мире, если отморозок, совершивший ДТП с тяжкими последствиями и при отягчающих вину обстоятельствах, как ни в чем не бывало разгуливает по городу? Неужели этот мерзавец сбежал из колонии? Или откупился?
И я мысленно вспомнил Витю Полышева, собирающего башню из кубиков и декламирующего стихи.
Нет, сказал я себе. Что бы там ни было на самом деле, но я не пройду мимо этого любителя скоростной езды в пьяном виде. Сейчас схвачу его за шиворот и сдам первому попавшемуся милиционеру. И пусть Фемида разбирается...
Однако наша встреча не состоялась.
Словно разгадав мои намерения, тип в ветровке вдруг резко свернул к подъезду Профилактики, поднялся на крыльцо, открыл дверь и вошел внутрь. Неужели он решил таким образом спрятаться от меня? Ха-ха, если б он знал, что именно там ему некуда будет от меня деться!
Я ускорил шаг и тоже вошел в Центр.
Однако ни между дверей, ни в тамбуре перед вахтенным постом преступника не оказалось.
И только теперь до меня дошло, что он не должен был узнать меня, поскольку на мне были черные очки. Значит, сюда он вошел не потому, что стремился избежать встречи со мной...
Я всмотрелся в глубину вестибюля и увидел спину в ветровке, направлявшуюся к лифтам. Что ему могло понадобиться в нашей Конторе? Может, его вызвали в связи с той аварией? Но при чем здесь Профилактика? И вообще, он давно должен сидеть в тюрьме!
Я попытался как можно быстрее миновать пост, махнув небрежно своим служебным удостоверением, но охранники оказались, как назло, очень бдительными и заставил меня притормозить. Долго вчитывались в каждое слово моих «корочек», сличали мою физию с фотографией. А драгоценные секунды уходили.
Не выдержав, я сказал:
— Слушайте, ребята, а побыстрее нельзя? Я очень спешу, поймите!
— «Мы все спешим за чудесами», — нараспев продекламировал охранник, насмешливо окидывая меня взглядом — Не слыхал такую песню, стажер Ардалин?
А второй хмуро поддакнул:
— Не спеши в камыши, лучше сядь да подыши.
Ну, прямо не охрана, а сплошные массовики-затейники!
— Вместо того чтобы к своим придираться, вы бы лучше чужих проверяли как следует! — сквозь зубы бросил я.
— А кто тут чужой? — удивился тот, у которого в руках было мое удостоверение.
— А вон тот, — ткнул рукой я в направлении лифтов, и в этот момент двери одного из них раскрылись с мелодичным сигналом, и владелец «Тойоты» шагнул внутрь кабины.
Охранник пожал плечами.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением сказал он, возвращая мне удостоверение. — За последние полчаса перед тобой сюда входили только профилакты...