Колдовство бортника, судьба Марджери — Питеру было о чем задуматься. Пока молодые люди свежевали убитых медведей и готовились к пиршеству, он в одиночестве расхаживал поодаль с видом человека, целиком занятого исключительно своими мыслями, не имеющими ничего общего с происходящим вокруг. Его не отвлекли от них даже последующие операции Бурдона, который нашел дерево с ульем, повалил его и раздал мед индейцам. Великий Совет с участием всех присутствующих должен был состояться в тот самый день, притом тут же, в Круглой прерии, и Питеру надлежало, до того как разожгут костер и вожди сойдутся для решения главного вопроса, определить свою линию поведения.
Между тем Бурдон, повалив дерево и распределив мед между индейцами, очень возвысился в глазах тех, кто получил часть его добычи. Можно подумать, что идею собственности человек всасывает с молоком матери, недаром же каждый из нас, при любых условиях существования, убежден в своем естественном праве на собственность. Естественного, в полном смысле этого слова, в нем, вероятно, нет ничего, но оно настолько переплетается с правами, дарованными нам от природы, что становится неотъемлемой частью человеческой натуры. Нет сомнений в том, что от степени защищенности этого права зависят все блага цивилизации, которыми мы пользуемся. Ну кто бы стал производить больше, чем нужно для удовлетворения его личных нужд, не будучи уверен в том, что получит соответствующее вознаграждение? Американские дикари недвусмысленно признают право собственности на одежду и прочее личное имущество; охотничьи угодья принадлежат всему племени, поля иногда тоже, но вигвам, оружие, звериные шкуры — и для домашнего употребления, и для продажи, — часто лошади и прочая движимость являются частным достоянием индивидуума. И это право собственности почитается американскими индейцами столь священным, что ни один из тех, кто стоял рядом с Бурдоном, пока тот рубил дерево и извлекал из его дупла мед, не смел и помышлять, чтобы полакомиться сладким веществом, пока не получил соответствующего предложения от законного владельца. При такой сдержанности и уважении, питаемом ими к непререкаемому принципу частной собственности, индейцы не могли не восхититься щедростью Бурдона, который направо и налево раздавал столь ценный продукт. Себе он не оставил ни капли, понимая, что все равно не сумеет его вывезти. Да что мед, он был бы счастлив, счастлив как никогда, если бы ему удалось вызволить Марджери, не опасаясь дурных последствий, угрожающих реально или существующих лишь в его воображении.
Итак, популярность бортника среди воинов быстро росла, особенно среди любителей покушать: верный путь к сердцу человека ведет через его желудок, который первенствует среди остальных органов нашего тела, включая и мозг. Питер зорким глазом подметил все эти изменения, и, надо сказать, с удовольствием; не говоря уже о его благосклонном отношении к Марджери, лукавый вождь из соображений осторожности опасался обойтись круто со знахарем такого масштаба, как Боден. История с Источником Виски с самого начала вызвала у Питера сомнения; его скептицизм не был побежден даже рассказом Вороньего Пера о том, как тот смотрел в волшебное стекло знахаря и люди в нем то уменьшались до размеров детей, то вырастали в великанов; но сегодня, после всего, что Питер наблюдал собственными глазами, он не устоял. Увиденные чудеса заставили Питера переменить свое мнение и о предыдущих действиях бортника; помимо всего вышесказанного, бортник теперь вознесся на такую высоту, что, казалось, посягать на его жизнь, может, и небезопасно.
Пока Питера терзали сомнения, главным образом по поводу дела, в котором он до сей поры был тверд как скала, еще один человек из толпы так же пристально, но с большой неприязнью, наблюдал за тем, как на глазах увеличивается популярность Бурдона. Этого человека вряд ли можно было назвать вождем, хотя он пользовался репутацией человека, оказывающего злое влияние на индейцев, и это часто раздражало вождей подлинных. Знаменательно, что за ним закрепилась кличка «Хорек», которой его наградили якобы за сходство с маленьким четырехногим грабителем, передвигающимся крадущимся шагом. Слабый физически и неказистый, этот тип производил отталкивающее впечатление, усугублявшееся его отвратительными наклонностями, в частности пристрастием к спиртному; когда его племя получало большую партию «огненной воды», а в ту пору, о которой мы ведем речь, аборигенов снабжали ею охотнее, чем сейчас, он, уподобляясь свинье, где только не валялся. Воинских подвигов за ним не числилось, охотник он был никудышный — достаточно сказать, что его жене и детям частенько приходилось стоять с протянутой рукой у чужих вигвамов, — пьяница к тому же, и тем не менее, как ни удивительно, Хорек пользовался определенным авторитетом среди вождей, прославившихся храбростью, мудростью, доблестью на поле брани, охотничьими трофеями и участием в костре Совета. И причиной тому был его язык.
Унгкве, или Хорек, обладал необыкновенным даром красноречия в той его разновидности, которая обращена не к интеллекту человека, а к его эмоциям; как ни странно, люди чаще и с большей готовностью идут за теми, кто отделывается одними посулами, чем за теми, кто их выполняет. Лживая складная речь сама по себе становится силой, воздействующей на массы.
Владеющие ею говоруны, не гнушаясь ничем, извращают факты, ниспровергают законы, унижают истину, выдают ложь за правду. Хорек достиг наивысшего совершенства в этом искусстве и не упускал случая применить его для того, чтобы перебежать дорогу ненавистным ему лицам. А среди них был и Питер, авторитет которого в родном племени Хорька вызывал у последнего зависть и недовольство. Он пытался подорвать его и, движимый исключительно желанием противостоять таинственному чужаку, даже выступал в защиту бледнолицых, против плана поголовного их истребления. Он, однако, был бессилен: ветер дул в другую сторону, и над суровым красноречием Питера не мог одержать верх даже он. И вдруг из случайно оброненных в его присутствии слов этот человек, к его удивлению, заключает, что великий вождь стал склоняться к милосердию и уже не призывает к уничтожению всех тех белых, что находятся в его руках. Скольких человек и кого именно он намерен пощадить, Унгкве точно не знал и мог лишь строить предположения на этот счет, руководствуясь своим острым чутьем, но из-за непреодолимой потребности во что бы то ни стало перечить Питеру ломал себе голову над тем, как бы помешать его внезапному порыву великодушия, к каким уловкам прибегнуть. Дело в том, что главным орудием Хорька была демагогия; он твердо знал: чтобы люди пошли за тобой, надо им польстить; а открытое, мужественное, благородное поведение вызывало у него внутреннее сопротивление.
Теперь настал час, когда индейцы желали остаться без свидетелей. В их намерения входило принять на этом Совете важное решение; даже молодым воинам, не являющимся вождями, было разрешено наблюдать за костром лишь издалека. Питер поэтому послал за Бурдоном и сообщил ему, что всем белым рекомендуется возвратиться в Медовый замок, а он, Питер, присоединится к ним после захода солнца или на заре следующего дня.
— Я ваш, вы знаете, а то — мой вигвам, — сказал суровый вождь, дружелюбно улыбаясь Марджери, и пожал руку бортнику, который подумал, что Питер стал держаться более непринужденно, чем прежде в подобных случаях. — Молодая скво готовить хороший ужин для старого индея, скво для того и нужны.
Марджери, рассмеявшись, обещала исполнить просьбу Питера и удалилась рука об руку со своим возлюбленным. За ними на почтительном расстоянии, чтобы не мешать влюбленным разговаривать, не опасаясь быть услышанными, шагал вооруженный до зубов капрал. Но шли они медленно, чтобы их без труда смог нагнать миссионер, которого задержал Питер. У таинственного вождя были на то, конечно, свои основания.