Он силился, вспомнить, где впервые оступился, где сделал неверный выбор, пойдя на поводу у своих эмоций и желаний. Сейчас, когда его готовы были выслушать, он не знал с чего лучше начать и задавался вопросом.
Что сделало его чудовищем, погубившим чужие жизни?
И не мог найти ответа.
Его гость, тем временем, продолжал безмолвно стоять напротив, терпеливо ожидая.
— Так и будете стоять, как истукан или возьмёте стул и сядете? — старик рукой указал куда-то за спину гостя. — Разговор предстоит долгий.
Наблюдая, как выполняются его указания, старик пристально вглядывался в темноту за спиной мужчины. Всё к этому и шло. У него нет выбора, как нет выбора и у того, кого привели сюда по его приказу.
— Пожалуй, для начала я должен представиться, — начал свой длинный рассказ старик. — Скажем так, все события, которые происходили в моей жизни — это нежелание смириться с тем, кто я есть на самом деле. Моё имя Виктор Вальтман! И я семьдесят лет, как мёртв!
Старик не следил за молодым мужчиной, перед ним. Он хотел увидеть другое лицо. Но то лицо скрывала тьма. И смирившись, он стал наблюдать, за сидящим напротив гостем: лёгкий прищур, недоверие во взгляде, морщинка расколовшая лоб надвое. Но это длилось не дольше пары секунд, а следом осознание и... шок!
Немощное тело больного расслабилось в своей мягкой, белоснежной клетке. Он был доволен тем, какие эмоции вызвал. Он выждет ещё минуту и можно начинать...
Глава 3
9 ноября 2016 год.
Десять дней до расплаты.
Почти полдень. Дыхание, белыми клубами пара, вырывалось из многочисленных ртов людей, пришедших проститься с покойной. Лана спрашивала себя: «Кто они?» Стояли, пялились на неё, словно знали что-то такое, чего не знала она. Что-то ужасное. Со всех сторон до неё доносился шёпот. И это не просто раздражало, это уже бесило, но она лишь молча наблюдала за происходящим вокруг, цепляясь за локоть дяди, как за что-то надёжное, вечное.
Тело Агаты придали земле на городском кладбище. Лана впервые оказалась здесь и была поражена мрачной, безмолвной красотой этого места. Без какого-либо видимого порядка из земли торчали аккуратные надгробия с датами и именами. Змейками разбегались дорожки, покрытые тонким слоем льда. Вековые голубые ели, раскидистыми ветвями, словно огромными лапами, укрывали тех, кто уже никогда не проснётся. И много цветов, с прихваченными морозом нежными лепестками.
Несмотря на жуткий холод и ветер, который проникал, казалось, даже под кожу, люди стояли, изображая на лицах не испытываемую ими скорбь. Больше половины пришедших проститься с Агатой, были Лане незнакомы, она видела их лица впервые. Ян только пожимал плечами на её вопрос, кто все эти люди?
Едва стоило утром выйти из дома своей бабки, Лана тут же поняла, насколько плохо её одежда подходила для такой погоды и теперь стоя у могилы, она тряслась от холода. Но купить что-нибудь потеплее, значило бы задержаться здесь, а этого она не могла себе позволить. Это уже не её место, не её дом.
— Они пришли проститься с твоей бабушкой, — вернул её к действительности голос дяди.
— Я не уверена, что кто-нибудь из них вообще её знал, — проворчала она в ответ, чувствуя, как спину сковало от холода, а пальцы без перчаток начали неметь. Решив, что достаточно времени пробыла здесь и, положив цветы на свежую могилу, Лана уже собралась уходить, как краем глаза уловила движение в стороне.
— Что здесь делает Вальтман? — нахмурилась она и тут же почувствовала, как напряглась рука дяди под её озябшими пальцами.
— Ты не знала? — даже не повернув головы в сторону человека, о котором они говорили, ответил Ян. — Они были знакомы... Александр и Агата.
— Впервые слышу.
Это было для неё новостью. Чтобы эти двое знали друг друга? Невероятно! Незаметно наблюдая за последним представителем богатейшей семьи страны, которому должно быть уже под сто лет, она пыталась представить магната и свою бабку рядом. Слишком велика была пропасть между этим воротилой, давно отошедшим от дел и затворницей Агатой.
Хотя теперь мало что напоминало о былой силе и могуществе Александра Вальтмана. Он давно утратил всё своё величие, превратившись в немощного старика, который последние лет двадцать передвигался только в инвалидном кресле, в сопровождении охранника-няньки. Сейчас он сидел, сжимая охапку свежих, кроваво-красных роз, а его серые, мутные глаза излучали лишь высокомерие ко всему окружавшему: к толпе, их показному горю и сочувствию. Он презирал всех вокруг и не скрывал этого. И за это его боялись, и уважали. За те миллионы, что тратил его фонд на больных детей, нуждающихся в лечении или в дорогостоящих и сложных операциях или на научные исследования по изучению неизлечимых заболеваний. Всё это было заслугой этого высохшего, зловредного старика.