Спиноза протянула руку к одной из стоек и взяла толстую сальную свечу. Чтобы огонёк разгорелся, потребовалось некоторое время. Дознаватель поставила начавшую оплывать свечку на самый верх, куда могли дотянуться лишь самые здоровые и высокие из местных жителей. За всем этим наблюдали, как будто с презрением, сервочерепа, обмотанные тряпками с символикой Министорума.
— Я не буду колебаться, — выдохнула она, низко склоняясь перед священными статуями. — Я не буду задавать вопросов и не буду сомневаться, ибо вопросы открывают двери для ереси, а сомнения несут с собой слабость. Я буду молиться за душу моего господина. Я не буду презирать тех, кого поклялась защищать. Я буду любить дело рук Его и этот мир сильнее, чем свою жизнь. Ибо в ней есть лишь служба и жертва.
Люче поклонилась перед алтарем ещё раз. Она игнорировала перешёптывающиеся толпы вокруг, слишком напуганные, чтобы подойти ближе, но в то же время слишком заинтересованные происходящим, чтобы убежать. Выпрямившись, Спиноза сложила руки в знамении аквилы.
Глубоко вдохнув, дознаватель вернула маску респиратора на лицо и направилась к выходу. Вряд ли её можно было назвать воодушевлённой, но большая часть раздражения ушла. На заполненные красно-серым смогом улицы она вышла куда более уверенной походкой.
Как только Спиноза покинула храм, толпы паломников снова сомкнулись, бормоча и спотыкаясь, потянулись к свечам, желая поставить их в надежде на исцеление. Один из кибер-херувимов спикировал из-под потолка и зажужжал аугментическими глазами, фокусируясь на стойке. Он подлетел к свече, которую поставила Спиноза и испустил длинную механическую трель. Набрав полную грудь воздуха, херувим шумно задул свечу, протянул пухлую руку, схватил сальный огарок и затолкал его себе в рот. После этого он улетел, бездумно двигая челюстями, покружился между колоннами и скрылся в тенях высокого нефа, превратившись просто в ещё одну блестящую точку в рое кружащих повсюду машин.
Кроул и Наврадаран вышли из тюремного блока в сопровождении команды арбитров в чёрной броне. Большая часть отделения Хегайна выжила после нападения кустодия. Он вывел их из строя с величайшим искусством так, чтобы нейтрализовать угрозу, но при этом дать их телам возможность восстановиться. Без сомнения, кустодий сдерживался, делая то, что должно, и не больше. Стоит взять это на заметку.
Они оставили апотекариев делать свою работу и поднялись на верхние уровни крепости арбитров на поскрипывающем цепном подъёмнике. На вершине сопровождающие покинули инквизитора и кустодия, как только те вошли в пирамиду из бронестекла с адамантиевыми опорами. Там повсюду росли тепличные цветы, а пол был изготовлен из полированной бронзы. В центре помещения стояла покрытая патиной статуя Рогала Дорна в окружении орхидей и папоротников. Воздух внутри был влажный, и по наклонным стенам пирамиды сбегали струйки влаги.
Кроул обвёл взглядом всё это богатство и буйную растительность. Где-то в глубине души инквизитора колыхнулось отвращение.
— Даже непонятно, — заметил он, — и откуда у судей всегда столько денег.
Наврадаран проследовал к восточной стене пирамиды, отводя с дороги нависающие ветви. Тяжёлые бронированные ботинки кустодия звенели по металлическому полу.
— Спрошу ещё раз, инквизитор, — сказал он, останавливаясь у стеклянной панели и устремляя взгляд на вечный город, открывающийся отсюда во всём мутном великолепии. — Зачем ты пришёл?
— Я уже отвечал на этот вопрос, — отозвался Кроул, вставая рядом и точно так же созерцая городской пейзаж.
Они поднялись очень и очень высоко. Зазубренные шпили вздымались над бурлящим морем серых облаков. Грузовой транспорт медленно плыл в северном направлении, таща под брюхом контейнеры с грузом. От двигателей валил чернильно-чёрный дым. Ещё дальше на север облака стягивались в тёмные клубящиеся тучи, как будто собираясь разразиться дождем.
Но здесь никогда не бывало дождей.