А потом пришло ощущение, что и жить дальше он, похоже, будет вопреки Майклу. Что же он наделал?
«Что же я наделал?
Наверное, дневники типа этого начинают типичными фразами из клубов анонимных анонимов, но я не хочу, чтобы однажды мой брат нашел это и прочел. Или хочу подсознательно, иначе бы не завел этот блог. Будем звать меня дядюшкой Сэмми, тем более что он тычет на меня с плаката на моей стене.
Я не должен был сюда поступать. Я думал, что, оказавшись здесь, разом убегу от всех проблем, но они все равно давят на меня, хотя и остались в Канзасе, далеко дома. Я помню, как отец орал на меня в тот раз, когда я решился рассказать ему о поступлении. Он не верил, что я смогу поступить без оплаты, а с его постоянными проблемами с авторитетом много не заработаешь. За тот месяц он сменил пятую работу, но все равно отказывался от работы у нашего дяди Бобби. Я не знаю, всегда ли он был таким, иногда мне кажется, что все было гораздо лучше при маме, но она умерла так давно, что я, наверное, придумал ее себе в детстве. Я в том возрасте, когда дети начинают замечать ошибки родителей и считают, что говоря о них, доказывают свою самостоятельность.
Вчера я подумал, что родители лет восемнадцать замечают твои ошибки, но все равно не говорят. Нет, я не о том, что ты не убрал кровать или что-то в этом духе. Ошибки значительные, вроде отхода от привычной линии общения. Когда ты внезапно подумал, что можешь взять лопатку и врезать ей посредине разговора жирному пацану из соседнего дома. Они никогда нам не объясняют, почему это плохо, мы принимаем это на веру, терпим наказание, но на деле они никогда не отказываются от нас на эти ошибки и никогда не говорят всей о них правды. Так почему я понял это, уже приехав сюда?».
Габриэль скрыл страницу браузера и широко зевнул. У него не было таких проблем – Люцифер умел договариваться со всеми, чтобы брата приняли туда, куда он захочет. Учитывая, что в тот момент они оба хотели насолить чересчур зазнавшемуся Майклу… Скучно было такое читать, да еще и оформление дневника какое-то больно серенькое. Габриэль бы выбрал ядовито оранжевый или зеленый. Он разочарованно надул жвачку и пошел лазить по папкам, надеясь отыскать порно. Ничего подобного на хорошо организованном, прокаченном изнутри и занудно нормальном компьютере не оказалось. Габриэль пожал плечами – мало ли, где скрытая папка, но, покопавшись, и их не нашел.
Даже журнал посещений интернет-страниц был пуст. Габриэль, закинув ноги на кровать – а, все равно он много места в изножье не занимает, а Сэм даже не узнает, задумался о том, не найдет ли он завещание, когда вспомнил, как Майкл однажды спалил Люцифера с его попыткой обвинить Майкла в просмотре порно (Майкл, конечно, не смотрел, но им тогда казалось это очень смешно, поставить эротическую страницу на главную и потом доказывать, что брат им врет). Он, жалуясь самому себе на память, принялся наугад тыкать по папкам, пока наконец не обнаружил ту, которая ему была нужна – обычные чистилки не затрагивали эту папку, потому что юзеры-лузеры о ней не знали, так что Габриэль принялся листать неизвестные и скучные адреса, когда заметил то, что никак не укладывалось в его голове.
Для верности он открыл одну из них.
Покраснев, Габриэль разглядывал сайт для геев. Это был не сайт с порнухой, нет, это был просто форум для геев, но нигде не удалось найти следов профиля этого парня. Советы о том, как правильно дрочить, как правильно узнавать «своих» - тут разве что кулинарной книги для геев не было? Гейская камасутра, статистика и советы вообще заставили Габриэля тихо заржать. Он предпочитал путь опыта и фантазии, так что не особенно нуждался в таких сайтах. Но, отставив смех и подмигнув огромному негру в кожаных ремнях на экране, он перевел взгляд на Сэма. Смеяться расхотелось.
Его собственная ориентация никого не интересовала, как и самого Габриэля. Он не считал нужным ее определять, но на всякий случай себя проверял – больше по девочкам, прислушивался к себе, да так и решал. У него были другие проблемы, которых не было, скажем, у этого Сэма. Что, если он считал это болезнью, проклятьем и прочим? Остались же еще такие родители, родственники, которые не приняли бы таким, какой есть… Старшие братья…
- Габриэль! Хочешь на отек легких посмотреть? – ворвалась в палату Джо, на ходу поправляя костюм. – На рентген везем, поедешь с нами!
- Черт, да! – рванулся Габриэль, но потом вспомнил, что у него, во-первых, открыл ноутбук с огромным негром в ремнях, во-вторых, он не может отходить от Сэма. – Блин, я не могу, - тормознул он. Джо посмотрела на экран, но промолчала – у нее всегда было такое выражение лица, когда она кого-то осуждала… и этому кому-то никогда не говорила, за что осуждает. – Это его, - сказал он спокойно. – Похоже, что у него были проблемы с собой, - и это прозвучало как-то глупо, но Джо неожиданно поверила.
Когда она вышла, Габриэль постарался вспомнить, о чем же он думал, что-то очень похожее на истину, что-то, что не пускало Винчестера сюда жить, но Джо как назло согнала удачную мысль. Он вздохнул и снова взял ноутбук на колени. Что толку думать, если он лучше почитает, хотя читать чужие дневники казалось противно, пусть его дневник был открыт любому желающему.
«Я знаю, что главный вопрос ко мне – это почему я не закрываю свой дневник. Потому что неожиданно я такой не один. У нас, растущих ребят, много проблем, и почти всегда мы не можем сказать о них никому из нашего окружения. Теперь, с победой прогресса, мы можем почитать о ней в интернете, но это, честно говоря, иногда посложнее герпеса (не ловил, честное слово). Может быть, если я скажу здесь об этом, кто-то однажды прочтет и разберется в себе быстрее и лучше, чем это сделаю я.
Я знаю, что большинство считает, что я завидую своему брату. Не стану кривить душой, я завидую, но не потому, что он так легко снимает девушек и навсегда им запоминается (слышали песню в стиле «у меня везде есть девчонки***?»), а потому, что это для него просто. Я не могу взять и воспринять только то, что есть в настоящем. Я подумаю о будущем, о ее близких, о ее проблемах, родителях и прочем, я просчитаю все, на что я повлияю… Большинству девушек это тоже не нравится, это я понял чуть позже. Они любят таких, как Дин. Я учился быть, как он, но это не тот я, ненастоящий. Я буду думать, что ей больно, я буду думать, что у нее было много лучше меня – такое уже не раз было, и я склоняюсь к мысли, что девушек я прежде всего уважаю, и уж потом люблю. В обычных семьях умненький мальчик есть зависть того, кто с трудом школу закончил, но у нас в семье все наоборот.
Мне только что позвонил брат. Он сказал, что отца случайно застрелили в баре».
Габриэль листал несколько коротких записей. Когда его отца не стало, он был слишком маленьким, чтобы принять это в полной мере, но Сэму, кажется, не повезло по всем фронтам. На Сэма он посмотрел с глубоким сочувствием – он был гораздо глубже, чем Дин, в этом он был прав относительно себя. И черт, как странно было Габриэлю понимать, что девушек он понимает – ему было бы лень копаться в этой психологически сложной личности, да еще и не факт, что награда будет. Тогда как Дин был просто доступен (не такому задохлику, как Габриэль, конечно, но ощущение все же оставалось именно таким), то Сэм скорее не пошел бы на контакт, забивая самого себя.
«У меня нет ощущения того, что отца застрелили шесть месяцев назад. Это многое поменяло в наших с братом отношениях, в основном из-за того, что смерть отца привела его в чувство. Я не знаю, чем он жил в Канзасе весь мой первый семестр, но теперь я удостоился чести узнать, что девушки легкого поведения его больше не интересуют. Меня это не пугает – он не из тех, кто занимается пропагандой правильного образа жизни, да и черт с ним, он слишком далеко, чтобы я волновался. И все же неприятное ощущение у меня остается, как будто всю жизнь я думал, что я нормальный, а он нет, а в итоге он будет женат с тремя детьми и работой, а я останусь вечно наедине с собой и не потому, что не хочу, а потому, что не могу. Стоит мне закрыть глаза, и вокруг себя я вижу много барьеров, я могу их даже почувстовать и сказать, что в большинстве из них виноват мой брат, ведь я рос, наблюдая за ним, и его ошибки становились моими. Он стал мне профилактикой.