— Фелисити, можно мне приехать к вам на Пасху?
— Дорогая, ну конечно.
— О, слава богу. Я очень надеялась, что вы не будете возражать. Кстати, должна тебя предупредить: мама против.
— Я знаю. Я сегодня заезжала к вам домой. Разве мама тебе об этом не говорила?
— Нет. Но я сегодня ушла из дому рано утром, а звоню тебе из телефонной будки. Мы с мамой, да и с папой тоже, ужасно поругались за завтраком.
Фелисити с горечью подумала, что враждебностью буквально пропитан воздух, которым дышит ее семья. Наверное, звезды расположены так, что счастливые отношения не складываются.
— Ничего, Линн, все обойдется, я уверена.
— А мне наплевать. Я просто уйду из дома.
— Дорогая, не надо так говорить. — Затем тревожно добавила: — А где ты сейчас? Надеюсь, ты не одна?
— Нет, я с Гордоном. Он позволяет мне поплакать ему в жилетку. У меня страшная депрессия.
— Так, вообще или по конкретному поводу? — спросила Фелисити, понимая, что уже знает ответ на этот вопрос. Однако обрадовалась, что Линн по крайней мере не одна, а с юным Гордоном Мейсфилдом. Она не знала, что произошло, почему молодые люди помирились и снова стали встречаться.
Фелисити услышала на другом конце трубки приглушенный вздох.
— Я очень переживаю из-за Ричарда. Недавно встретила его приятеля, во время обеденного перерыва. Он мне сказал, что Ричард уезжает в Канаду. Ты не знаешь, это правда, Фелисити?
Значит, Ричард так и не позвонил Линн.
— В общем, да, насколько мне известно.
— Почему же он мне об этом не сказал?
Фелисити почувствовала, что сердится на него — голос у Линн был очень несчастный.
— Дорогая, он наверняка об этом тебе скажет. Я думаю, он просто сейчас страшно занят.
Снова послышался тихий всхлип, на этот раз почти неприкрытый.
— Я знаю одно, — прерывающимся голосом проговорила Линн, — что мне надо с ним увидеться. Я хотела позвонить ему, но боюсь, разрыдаюсь прямо в трубку. Я… я знаю, в чем проблема. Он пытается тайком уехать, потому что тоже считает, как мама с папой, будто он для меня слишком стар. Но ведь это не важно, если он меня любит. Я уверена, что возраст совершенно не имеет значения.
Сердце Фелисити сжалось от боли за юную девочку. Она понимала, что Линн пытается убедить себя, что дело только в этом, и подумала: как ей самой повезло! Фелисити не страдала в юности от неразделенной любви. Для нее никогда не существовало никакого другого мужчины, кроме Клайва. Она даже не знала, когда труднее перенести эти мучения — когда человек еще молод или когда становится старше? Ей казалось, что у нее и Линн похожие проблемы.
— Мы поговорим, когда ты приедешь к нам на Пасху, хорошо, Линн, дорогая моя?
— А мне точно удобно к вам приехать?
— Ну разумеется. Я буду очень рада.
— А мама говорит… — Линн оборвала себя.
Интересно, что Марсия наговорила? Обычно ее племянница не переспрашивала, да еще с такой тревогой, можно ли ей приехать. Она ведь знала, что они всегда рады ее видеть.
Раздался гудок, и Линн грустно сказала, что у нее больше нет мелочи. Фелисити хотела предложить Линн продолжить разговор, а все расходы перевести на номер Фелисити, но потом решила, что лучше не стоит. А что еще она может сказать Линн, невесело подумала Фелисити. И что скажет ей, когда племянница приедет? Она рассердилась на Ричарда. Не стоило оставлять Линн в неведении все это время. Ему надо было уже давно встретиться с девушкой и откровенно во всем признаться. Хотя Фелисити к нему хорошо относилась, в голове у нее мелькнуло, что он, наверное, трус, когда дело доходит до таких объяснений.
Она вернулась в гостиную, разрываясь между желанием спокойно обдумать отношения с Клайвом и воинственным настроем продолжать битву с того места, где их прервали.
Если бы муж сказал что-нибудь примирительное и ласковое, то, как казалось Фелисити, между ними легко могли бы восстановиться хорошие отношения.
Но вместо этого первые же его слова вывели ее из себя:
— Наверное, тебе нелегко будет сказать Линн, что Ричард поменял предмет своих пристрастий?
Фелисити возмущенно хмыкнула:
— Что это ты хочешь этим сказать?
— Ну, судя по тому, что в последнее время я вижу, мне показалось, это в тебя он влюблен, а не в бедную малышку.
Произнося эти обличительные слова, Клайв понял, что не хотел заходить так далеко. Но сегодня Фелисити вывела его из себя, наверное, потому, что он и сам испытывал некоторое чувство вины за свою двуличность, к которой не пришлось бы прибегать, если бы не абсурдная ревность Фелисити.
— Ну, уж это полная нелепость! — сердито воскликнула она.