- Я, - говорит, - вас хочу спросить, что с Ирой? Она дома не живет. Вы поссорились?
- Нет, - отвечаю, - просто занят я был. А с Ирой все в порядке. К экзаменам, наверно, готовится. Вы не волнуйтесь. У нее полный порядок.
Догадался я, какой у нее порядок.
Звоню. Мать у телефона. Кладу трубку.
Звоню. Кладу трубку.
Все-таки поймал.
- Ну, здравствуй.
- Привет.
- Тебя можно поздравить?
- Можно.
- И давно?
- Месяц.
- Поздравляю.
- Спасибо.
- А что соседи думают?
- А соседи давно уверены, что живу я со всем кварталом.
- Здорово. Это ж не просто заслужить такую репутацию.
- Стараюсь.
- Может, увидимся?
- Зачем?
- Поговорим.
- Поговорить можно.
Встретились мы в скверике около ее дома. А знакомое окно светится. Мне ли не знать это окно?
- Он там?
- Там.
- Ведь я могу подняться и вышвырнуть его.
- Нет, не можешь.
Спокойная пошла беседа. Что да как. С парнем она вместе в школе училась. Один из тех, с кем целовались. Теперь диплом защищает. Наверно, и у него была какая-то неудача в личной жизни. На этой почве они быстро сошлись.
- Он любит тебя?
- Да. И я тоже.
Про погоду поговорили. Рассказал я, что где ожидается. Проводил до подъезда.
- Всего тебе хорошего, Ирка.
- Спасибо.
И убежала. И знаете, что меня в этот момент поразило? Ее лицо. Счастливое лицо. Обнаженное, как у ребенка. Такое лицо у моей Алены бывает, когда я после нотаций и угроз отпускаю ее гулять с девочками.
Вечерами я к Иркиному дому подходил. На окно смотрел.
Светится.
И шел я домой пешком, и станции метро мелькали как километровые столбы.
Все правильно. Все справедливо. Это для тебя Ирка еще взбалмошная девчонка. А она давно стала женщиной. Взрослой красивой женщиной. И у нее своя судьба. И пусть она будет счастлива.
И главное, не поверите, радостно мне было. Больно, конечно, но радостно. Потому что понял - люблю я ее. Очень люблю. Вот она, пришла любовь. Поздно, но пришла. И на том спасибо.
И вот тут мне следовало повеситься. Но я, сволочь, не повесился.
Я ее дома по телефону застукал и сказал:
- Слушай, Ирка. Это, конечно, ничего не меняет и изменить не может. Я все понимаю. Что было, то было. Все кончено. Но вдруг одно сообщение доставит тебе удовольствие. Как говорится, задним числом. Плата по счетам. Дело в том, что я люблю тебя. И любил. Только сам не догадывался. Нет, я ничего не прошу. Просто, ты выиграла, хотя этого тебе уже не надо. Я люблю, и если бы мы начинали сначала, я бы женился на тебе. Прощай и будь счастлива!
Положил я трубку, и не было рядом ни одного человека, который бы тут же в кровь разбил мою подлую, гнусную рожу. Не было, братцы, никого рядом не было.
А потом, ночами, я лежал с открытыми глазами и думал, светится ли сейчас то окно или нет.
Свет в окошке.
***
Шли недели. А в общем, немного прошло. Два с половиной месяца.
Однажды Наташа мне сказала:
- Поедем к Игорю.
Мы поехали к ее врачу, и он долго беседовал с ней как с маленьким ребенком, а потом вышел ко мне в коридор:
- Не оставляй Наташку ни на секунду одну. А я поеду в клинику. Может, мне удастся сегодня ее положить. Скверное дело, Володя.
Остальное известно.
***
И вот Ирка опять у меня. Потому что я сволочь. И хоть тогда, по телефону, говорил совершенно искренне, но ведь знал, знал - забросил крючок, и есть надежда, что и с дипломщиком у нее ничего не получится. Не получится - мне про это не доложат и на звонки мои не ответят, гордые мы стали. Но только как меня скрутит и будет мне худо, вернется Ирка, сама прибежит.
- Понимаешь, сейчас я ничего не могу решать, ничего не обещаю. Сначала она должна выздороветь.
- Кретин. Я всегда говорила, что у тебя запоздалое умственное развитие. Или в детстве по голове били?
С одной стороны - красиво. С другой - опять я вексель выдаю. А когда платить буду? Чем? Ведь чувствую, не забыла она те мои слова по телефону. Только нет у меня иного выхода. Дочь беспризорницей растет.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Братцы, да я афоризмы как блины пеку! Надо их выписать, чтоб не повторяться, и в рамочку взять.
Человеку очень мало надо. Если ему объяснить толково, ссылаясь на классику, он все примет.
Как ни крути, а для каждого из нас главное - это производство.
Грош нам цена, ничего из нас не выйдет, если во всем мире не найдется Старика, который в нас поверит.
Пожилые женщины смотрят на девушек как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок.
Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Пока все. Но коллекционеры могут вырезать и на стену повесить.
- А хорошо тебя Поладьева отделала, - сказал Кероспян. - В одном только она неправа: слабоват ты для сатиры и юмора. Хотя как мишень годишься.
- Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, сказал Старик. - Впредь учти: кавалерийским наскоком, психологической атакой ничего не добьешься. Аргументы нужны. Веские доказательства. Москва ни словам, ни слезам не верит. Давай вместе подумаем. Авось что-нибудь найдем.
И засели мы со Стариком. И показал он мне кузькину мать. И объяснил мне, дураку, как умные люди работают. Где надо вполголоса, а где и крикнуть можно. И блефовать запретил. Зачем рисковать, когда в колоде еще полно козырей. Подойдут козыри, обязательно подойдут, вот тогда и раскрывай карты.
А главное, понял я - Старик тоже что-то почувствовал. Будет тепло. Придет как по заказу.
***
Для того заборы строят, чтобы дырка в них была. По-моему, это строчка из песни: "Не сама машина ходит, машинист машину водит". Впрочем, не уверен.
Правда, по дворам и закоулкам поплутать следовало. Зато какой пролом! Мечта, а не пролом! Народ через него с сумками валил, как на демонстрацию. Дежурные санитарки лишь крякали и отворачивались. Тоже люди.
Наташу я не увидел.
Спрашиваю у девочек, с которыми она обычно гуляет. Отвечают:
- Упала она вчера на прогулке. Унесли ее в палату. Лежит и не встает.
Как прорваться через двойные двери? Одну открыл ключом от нашей квартиры. А в другой замок не тот.
Тихо и темно, как в незнакомой прихожей. Подергал за ручку. Качаются створки. Отошел к стене, разбежался - и плечом.
Распахнулись.
По лестнице на второй этаж. Пролеты металлической сеткой затянуты. Сачок для бабочек. На двери отделения табличка: "Не стучать".
Царапаюсь. Шаги. Открывают.
- Вы как сюда попали?
- Врач разрешил.
- К кому?
- К Наташе Мартыновой.
- Узнaю.
Хлопнула дверь, щелкнул замок. Шаги затихают.
Но если ей плохо, должны пустить? Если действительно плохо - пустят.
Открывают:
- Проходите.
Пустая палата на десять коек. Лежит она одна, моя девочка, головы не поднимает.
- Кисик, что с тобой?
И тут же сам себя - цап. Спокойно. Ты только не расползайся. Плохие у нее глаза. С фиолетовым отблеском.
- Как Алена?
- Прекрасно Алена. У Алены все прекрасно.
- Зря ты мне принес. Возьми из тумбочки конфеты и печенье. Я ничего не ем. Отнеси Алене.
- У Алены склад конфет. Завалена она печеньем. Лучше о себе расскажи.
Рассказывает. Новое лекарство ей дали. Курс лечения сменили. Экспериментируют. На улице головокружение почувствовала. Обморок. И сейчас встать не может.
Я, конечно, про врачей свою шарманку завел. Какие они умные да разумные. Как все на свете вылечивают!
- Вижу. Тут люди годами лежат. Врачи даже не знают, что со мной.
Знают, Кисик. И я знаю. Только тебе этого знать не надо.
- Диагноз известен, - говорю, - нервное переутомление.