– А помните Кашпировского? – попивая чай, приготовленный Вадиком на всех, спросила редакторша Любовь Андреевна. – Он гипнотизировал народ с телеэкрана! Кремы заряжал, рубцы рассасывал! Помню, мой свекор, царство ему небесное, нас всех из комнаты выгонял и тет-а-тет с телевизором лечил застарелый геморрой. Может, и наши программы по неизвестным причинам оказывают на телезрителей какое-то такое влияние, только не лечебное, а наоборот?
– Почему же тогда никто, кроме Тихоньковой, не жалуется? – резонно спросила журналистка Наташа.
– А просто не смотрит нас никто! Нечего у нас смотреть! – наш гениальный режиссер Слава включился в беседу и сразу же свернул на свою любимую тему. – Где у нас креатив? Где концептуальность?
Любовь Андреевна и Наташа из патриотических соображений с ним заспорили, а Вадик под шумок захватил пакет с пряниками и сказал:
– Пойдем отсюда! В таком гвалте хорошую концепцию фиг найдешь!
– Для хорошей концепции приличный объем информации нужен, – заметила я и посмотрела на недостаточно объемный манускрипт Клавдии Яковлевны. – Придется пообщаться с заявительницей.
– Щащ! – сказал Вадик, давясь пряником. – Я ужнаю телефонщик!
Он сбегал в приемную и вернулся с листочком, на котором Гадюкин начертал семь цифр и резолюцию: «Не разрулите – урою!» Наш директор пришел на телевидение год назад, а до этого был топ-менеджером бандформирования и еще не избавился от профессионального сленга.
– Уроет он нас, как же! – обиженно бормотала я, набирая номер.
– Ирина, диспетчер! – отозвался низкий женский голос.
– Пардон, – сказала я и положила трубку. Сверяясь по бумажке, снова набрала номер и опять услышала тот же дамский бас. – Ирина, извините, я почему-то к вам попадаю, а мне квартира Тихоньковых нужна. Может…
– Это и есть квартира Тихоньковых, а я не Ирина, а Клавдия! – оборвал мои вежливые извинения неласковый голос. – «Ирина» – это ремонтно-строительная компания, а я в ней диспетчером работаю, на дому!
Недоразумение разрешилось, я представилась и договорилась с Клавдией Яковлевной о встрече. Вадик по собственной инициативе отправился со мной, размечтавшись о разделении труда:
– Ты опросишь старшую Тихонькову, а я поработаю с младшей!
Однако приятное возбуждение Вадика вмиг улеглось, когда нам открыл дверь высоченный, под потолок, дядечка с пышной бородой и осанкой Ильи Муромца, который только-только слез с печи после тридцатитрехлетнего на ней сидения. Нестарый еще мужчина приволакивал ноги, сутулился и смотрел тоскливо и настороженно, как потерявшийся пес, однако природная его стать впечатляла. Смекнув, что перед нами папа красавицы Тихоньковой-младшей, Вадик перестал настаивать на разделении труда и стер с лица обольстительную улыбку. Так что беседовали мы все вместе, одной большой компанией, с подавляющим присутствием в ней Тихоньковых. Семейство представляли Клавдия Яковлевна, ее супруг Петр Ильич, их дочь Александра и кот Филимон. Младший сын Витя отсутствовал по уважительной причине: он занимался в школе во вторую смену.
Вадик засматривался на Сашеньку, а я изумленно и восторженно таращилась на Филимона. Этот кот потрясал воображение. Он был такой толстый, что позорно застрял в табуретке, под которой хотел проскочить, спасаясь от моих приставаний.
– Филя весит восемь шестьсот, – сказала Клавдия Яковлевна, обласкав взглядом торчащий из-под табуретки фрагмент домашнего любимца.
– Он жирный, потому что кастрированный! – бесцветным голосом добавил Петр Ильич.
Вадик воззрился на Филимона с ужасом, мне тоже стало жаль бедного зверя, но развивать тему кошачьей асексуальности я не стала и попросила Клавдию Яковлевну рассказать нам, чем ей не нравятся наши телевизионные продукты. При этом Сашенька выразительно закатила глаза, а Петр Ильич беззвучно вздохнул.
Через пятнадцать минут после начала эмоционального монолога хозяйки Петр Ильич сослался на необходимость срочной домашней работы и удалился. Пятью минутами позже откланялась и Сашенька, которой пора было ехать в бассейн. После этого Вадик потерял всякий интерес к происходящему и откровенно скучал, пока я стенографировала речь Клавдии Яковлевны. Это было утомительно, потому что стервозные интонации голоса страдалицы меня сильно нервировали. К тому же разговор поминутно прерывали звонки граждан, нуждающихся в услугах ремонтно-строительной компании «Ирина». Я уже почти потеряла терпение, когда мадам Тихонькова неожиданно попросила нас удалиться, так как у нее ровно в четырнадцать ноль-ноль запланирован послеобеденный сон. До него, правда, еще оставалось минут сорок, но их Клавдия Яковлевна, по всей видимости, собиралась потратить на урочный прием пищи. Нас с напарником к столу не позвали, и это отнюдь не улучшило Вадику настроения. В прихожей он мрачно зыркнул на украшающий дверцу кладовки школярский плакатик «Мой распорядок», в котором уже знакомым нам почерком мадам Тихоньковой были расписаны все значимые моменты дня, включая четырехразовую кормежку. Соседство плаката с солидными курантами не позволяло усомниться, что режим в этом доме соблюдается неукоснительно.
– Думаешь, она чокнутая? – спросила я, когда мы отошли от двора на десяток метров и присели на лавочку у кинотеатра «Варяг».
– Нет, – убежденно сказал Вадик. – Я женщин знаю, я так скажу: эта тетка нормальная домашняя тиранша. Гитлер в юбке! Мне жаль ее мужа и кота.
Он подумал немножко и добавил:
– Особенно кота!
– Кота жалко, – согласилась я. – И нас с тобой тоже. Гадюкин обещал нас урыть, если мы не разрулим дело, а я даже не знаю, с чего начинать. Ерунда получается! Предположим, тете становится дурно после просмотра наших телепрограмм. Тогда почему ей дурнеет только по пятницам?
– Она же сказала, что по пятницам обязательно смотрит вечерний прогноз погоды на выходные, – напомнил Вадик, слегка меня удивив. Я-то думала, он вообще ничего не слышал. – В другие дни тоже иногда интересуется предсказаниями метеорологов, но нерегулярно, а по пятницам – железно, потому что в субботу все семейство едет на дачу.
– Ну а чем пятничный прогноз отличается от всех других?
Ответить на этот вопрос напарнику было гораздо легче, чем мне, потому что я телевизор смотрю редко, а уж наш канал вообще никогда не включаю. Вадик же по долгу службы присутствует на записи программ в студии.
– В пятницу мы даем прогноз не на один день, а сразу на два. Это во-первых. Во-вторых, в другие дни прогноз зачитывает Наташа, а по пятницам вещает сам Левин.
– Вот как? – Я задумалась.
Марк Михайлович Левин – умнейший дядька из университета, специалист по гидрометеорологии, кандидат наук и замечательный рассказчик. Он провозглашает прогноз погоды с вдохновенным лицом и ораторским пылом библейского пророка, так что по окончании его речи хочется кричать «Аллилуйя!» и восторженно бить в ладоши.
– Слушай! А может, у Тихоньковой на Левина аллергия? – оживилась я.
– Или, наоборот, слишком нравится ей харизматическая личность Марка Михайловича! – подхватил Вадик. – А что? Марк – видный мужчина, кудрявый, бородатый, с горящим взором! Тихонькова как насмотрится на него – перевозбуждается и потом уснуть не может, томима смутными мечтами! Ха! Я знаю, что ей нужно прописать! Сеанс хорошего секса!
– Возьмешься? – съязвила я.
Вадик не взялся, и я предложила другое решение:
– Сегодня у нас пятница. Значит, вечером Клавдия Яковлевна опять воссядет перед телевизором. Что, если в урочный час она не увидит Левина и не услышит его вдохновенное метеорологическое предсказание? Подурнеет ей, как обычно по пятницам, или нет?