- Ну а я тут при чем?
- С него ты будешь начинать свой бизнес.
- А если у меня к этому нет желания?
- Ты помнить наш разговор в Швеции? Когда мы там были в командировке.
- Помню.
- Я тогда пообещал сделать тебя миллионером.
- Я принял это как шутку.
- В таких делах да ещё с сыном своего благодарного учителя я не шутил. К тому же я обнаружил, что ты весьма деятельная натура. Миллионы приходят к тому, кто не пассивный созерцатель нашей бурно текущей жизни, а целеустремленный деятель.
- И авантюрный.
- И авантюрный, если угодно, - не возражал Аркадий Семенович. - В руках целеустремленного деятеля миллионы растут, растут, конечно, праведно и неправедно. В большинстве случаев неправедно. Потому что предприниматель, я имею в виду промышленника, сродни коммерсанту. А коммерсант это, как правило, мошенник. Так что у многих предпринимателей капитал и бандитский, и воровской, и мошеннический - да какой угодно.
- Мошеннический? Не слыхал о таком.
- Вот видишь! А он присутствует везде, где бизнесмены ловчат.
- И мне придется?
- Се ля ви. Такова жизнь, дорогой мой. И если ты горишь желанием спасти Россию как великую державу и не дать Соединенным Штатам раздробить её на удельные княжества - что они уже предпринимают, - тебе предстоит и хитрить, и ловчить, и не исключено, прибегать к восточному коварству, этому самому утонченному виду борьбы умов. Победит в этой борьбе только тот, кто покорит вершину власти...
Беседу пришлось прервать, мужчин позвали в столовую, разговор уже принимал весьма интересный для Фиделя Михайловича оборот. И не хотелось его прерывать. Для него, как он понял, это были азы большой политики. Профессор излагал ему азы самого нечистоплотного в человеческой деятельности ремесла. Невольно закрадывалось подозрение, что профессор обладает этим искусством и в любой момент может применить его на практике.
Может... Но вызывало удивление, тогда почему этот довольно молодой ещё профессор довольствуется скромной ролью семейного врача?
И Фидель Михайлович задал ему лобовой вопрос:
- А что мешает вам, Аркадий Семенович, с вашим талантом психиатра и психолога, самому взобраться на верхотуру власти? Вы настаиваете, чтоб это совершил я...
Аркадий Семенович не стал выслушивать дальше. Следующая фраза уже к заданному вопросу но относилась.
На лобовой вопрос был лобовой ответ:
- Ты - русский, я - еврей. Россия не Америка и не Франция. На русской верхотуре еврей долго не держится: взберется, схватит кусок пожирнее и - в кусты, чтоб потом не разыскали, как в Мексике одного товарища...
- Но были же случаи... Взбирались на самую-самую...
- Да, были. Три первых президента страны Советов. Их тогда называли председателями. За три года три сменилось... Еврей, если и держится, то около верхотуры, с наветренной стороны. Когда буря очередного правителя сдувает, еврей тихонько спускается чуть пониже, находит расщелину поуютней и там отсиживается - ждет, пока буря утихнет. Такова наша судьба - ждать, выжидать, пользоваться моментом, оставаться особым народом среди народов. А чтоб нам было везде уютно, мы для других народов - не для себя - написали Библию. Дали им человека-легенду - молитесь на него, но знайте, он иудейской крови.
- Кто же тогда был, скажем, Моисей - психолог?
- Психиатр! Как и я. Мы, евреи, пастыри...
- Но вы же по паспорту русский!
Фиделю Михайловичу было неприятно слышать, что его друг заговорил с ним, подчеркивая свое семитское происхождение.
Отец, когда помогал ему поступить в медицинский институт, не брал во внимание то, что его ученик нерусской крови. Да будь он якут или осетин, он все равно помог бы ему. Да и как было не помочь самому способному ученику школы? Отец верил, что из Аркаши Герчика получится не только толковый врач, но и толковый ученый - уже в шестом классе у него проявились задатки исследователя. И может, и в институт не было бы препятствий, не окажись его родитель на скамье подсудимых.
Аркадий Семенович, услышав, что он по паспорту русский, весело улыбнулся. В глазах черных, непроницаемых, как у Клары, блеснула хитринка.
- По этому поводу у нас в России говорят: бьют не по паспорту...
- Слышал... Анекдот старый, как ваша Библия. Не потому ли большинство реформаторов паспорта поменяли?
- Может, и потому... - ответил Аркадий Семенович. - Но, вероятнее всего, русскому легче в Думу пройти, и вообще на верхотурные должности. Опять се ля ви... Хватит о деле. Будем ужинать. Клара заждалась.
Клара, уже в синем свитере, причалила коляску к торцу стола. На столе, кроме обычной снеди, на этот раз стояла бутылка молдавского "Негру дэ Пуркар" ~ нынче редкого в Москве напитка.
- Папа, - обратилась девочка к отцу. - Надеюсь, ты Фиделя Михайловича убедил, чем ему стоит заняться? По лицу вижу, убедил. Так отметим это событие, - и глазами показала на бутылку.
9
Деньги - четырехмиллионную наличку - перевозили тем же поездом, которым следовал в купейном вагоне Ефим Львович Башин, досрочно освобожденный из "Крестов".
При нем находился груз - два огромных кожаных чемодана. На любопытствующий вопрос проводника: "Что там?" Устало отвечал "Книги. Сын получил квартиру, надо чем-то наполнять. А мне, старику, зачем эта классика? Буковок уже не вижу ".
Когда ещё Ефима Львовича готовили в дорогу, Александр Гордеевич прикинул на вес:
- Ну как - на четыре миллиона потянут?
- Потянут, - подтвердил Ефим Львович, шевельнув жесткими серебристыми бровями. - А если учесть, что я везу полное собрание сочинений всех советских партийных классиков, включая "Записки президента", то, пожалуй, и на десять миллионов потянут. Как-никак, интеллектуальная собственность.
Ефим Львович робко хихикнул. Александр Гордеевич заржал во все горло: шутка Башина здорово ему понравилась. Если на бывшего главбуха, а недавнего зэка, будет нападение, - унесут собрание сочинений, а не четыре миллиона. Это была элементарная "кукла", только большого размера.
В соседнем вагоне следовала уже не "кукла", а действительная наличка. Помещалась она в картонных запечатанных коробках с этикетками "Nеusiеdler" А-4 210 х 297" - якобы писчая бумага.
Коробки сопровождали три омоновца - они заняли все четырехместное купе. Четыре коробки были уложены под сиденья, четыре, не поместившиеся внизу, покоились на антресолях.
В сыром вечернем тумане остались позади безбрежные огни Питера. Поезд огибал мгинские болота.
Когда было роздано белье, купе открыла миловидная женщина в белой курточке с жетоном на лацкане "Вагон-ресторан МПС". В руке - корзина-лоток.
- Водочка, пиво, коньяк. Что мальчики желают?
Один, сидевший у двери, взял было из корзины бутылку водки.
- Ух ты! "Кристалл". Настоящий. Московский. - И к товарищам: Раздавим?
- Положь. - Глухой голос от столика. - Мы же договорились: в командировке водку не пить.
Взяли по две бутылки пива - на сон грядущий. Расплатились с миловидной улыбчивой разносчицей и закрыли купе на замок и стопор.
Проснулись уже в полдень, когда поезд подходил к Вологде. И то проснулись не сами, а разбудил их проводник, стучавший ключом в дверь:
- Туалет закрывается. Стоянка пятнадцать минут.
И постучал дальше.
Первым пришел в себя омоновец с глухим голосом, приказавший вернуть на место бутылку водки. Ему как старшему хозяин приказал: "В дороге - ни грамма спиртного. Напьетесь потом, когда доставите груз".
Груза - коробок с писчей бумагой - не было ни на антресолях, ни под сиденьями.
У всех троих болели головы - и это от пива!
- Какая лярва предложила пиво?
Предложила - на выбор - ресторанная продавщица с миловидным улыбчивым лицом, но виновником был один из троих, взявший из лотка шесть бутылок пива.
Впрочем, за исчезнувший груз - восемь коробок с писчей бумагой - все трое не очень печалились. Ну, опоили их снотворным. Ну, заснули они мертвецки, что не слышали, как их беспокоили, вынимая коробки. Найдут склад, где есть такая бумага. Купят.