Он мог попробовать еще один способ. Возможно, тот вызовет целый шквал нежелательных реакций, но он твердо решил рискнуть. Если не получится, то, в худшем случае, отключится вся система. Он не добьется ответа на свое требование, но, скорее всего, не повредит никаких постоянных файлов. Эти соображения были, и должны оставаться, второстепенными по сравнению с гарантированием здоровья и безопасности ждущей в далеком Ногалесе некой двенадцатилетней девочки. С мрачным лицом под маской-«хамелеоном» он вновь обратился к машине:
— Клеатор Моккеркин умер. Следовательно, все текущие программы, требующие его ввода следует немедленно приостановить.
И замер, затаив дыхание, не зная, чего ожидать. В зависимости от уровня своей ИИ изощренности, разные молли по-разному реагировали на директивы, предлагающие перспективу внутреннего конфликта. Он ожидал, что такой продвинутый ящик, как этот, проигнорирует его слова, или отвергнет ввод как не поддающийся обработке, или, возможно, потребует уточнения.
Но он никак не ожидал, что тот ответит без всякого колебания:
— Знаю. Мистер Моккеркин был сбит и задавлен потерявшим управление автобусом, идя на север по Хьюстон-стрит, около торговой галереи «Бразос», на внутренней полосе, при температуре тридцать восемь градусов по Цельсию, относительной влажности в шестьдесят четыре процента, в три пятьдесят четыре днем семнадцатого сентября.
Карденас сглотнул.
— Если грамма, относящаяся к возвращению… или ликвидации… Катлы Моккеркин может быть отменена только командной парадигмой, оттранслированной Клеатором Моккеркином, а Клеатор Моккеркин умер более трех месяцев назад, то как может быть отменена эта грамма?
— При описанном вами сценарии она не может быть отменена. — Ящик излучал ледяную уверенность, которая просто бесила. — Однако данная грамма потеряет силу, когда будут осуществлены ее параметры.
— Но того, кто хотел ее осуществить, не осталось! — «Полегче, — велел себе Карденас. — Успокойся, соберись, возьми себя в руки. Будь как ящик. Будь молли. Вращайся, но не срывайся со своей оси». — Лицо, которое ввело первоначальную грамму, Клеатор Моккеркин, скончалось. Следовательно, не осталось никого, способного позаботиться об осуществлении граммы.
— Осталось, — ответил с предельной серьезностью ящик.
Карденас откинулся на спинку кресла, словно получил оплеуху, и уставился на туннель, в котором светились секретные списки, статистика и изображения. Где-то там в глубине показалось лицо, но оно не было лицом человека. Безразличное, лишенное сочувствия, невозмутимое и эффективное, оно было заинтересовано лишь в одном: в выполнении своей программы. Рассеянное среди неизмеримого лабиринта информации, соединявшей весь мир, оно не могло быть нейтрализовано, кроме как из этого центрального источника, да и тогда только опытными оперативниками, у которых будет сколько угодно времени, чтобы выведать его секреты и избежать расставленных внутри ловушек.
Карденас позаботится, чтобы они приступили к работе, как только это будет безопасным. Но сперва он должен обеспечить безопасность Катлы Моккеркин. Если специалисты возьмутся за ящик Мока, то этого может оказаться достаточно, чтобы побудить отключить по тревоге главный терминал и автоматически децентрализировать все операции. Результат будет тот же, что и при взрыве этой конторы. И наоборот, если ящик останется работать, несмотря на зондирование, нет никакой гарантии, что даже самые умелые специалисты сумеют вовремя проникнуть во внутренности главной молли, чтобы успеть спасти Катлу Моккеркин.
В отсутствие Клеатора Моккеркина и инструкций, которые мог дать только этот ныне недосягаемый человек, ящик Мока твердо решил довести до завершения все существующие граммы, которые были записаны на его широко разбросанных, но тесно взаимосвязанных молли. Моккеркин вот уж не один месяц, как умер. Это ящик продолжал отдавать приказы подчиненным вернуть или убить Катлу Моккеркин. Это ящик продолжал управлять широко раскинувшимися предприятиями и операциями Мока, в лице не очень искушенных подчиненных Моккеркина. В конце концов, как указал старый смотритель, никого не волновало, кто там все оплачивал, лишь бы им платили. И, как он и предполагал, процесс этот и в самом деле был автоматизирован. До такой степени, какой никто и вообразить не мог.
Лишенным воображения и отличающимся ограниченным кругозором безжалостным похитителям и матаро могли платить на такой же действенный бессловесный обезличенный лад, что и уборщику, сообразил Карденас.
И именно ящик, со внезапной ясностью понял он, был в ответе за смерть Сурци Моккеркин. Чудовищная посмертная месть за ее покойного мужа. Даже сдохнув, тот оставался смертоносным фелеоном.
Местная молли стояла где-то за стеной и генерировала туннель доступа, который нельзя уничтожить. Иначе будет потеряна связь с ящиком Мока, а равно и любой шанс заставить систему отменить приказ захватить или убить Катлу Моккеркин. Когда дружелюбно настроенный Йогеш Чанай говорил, что деятельность внизу, куда он никогда не спускался, должно быть, в основном автоматизирована, этот простодушный бригадир склада и понятия не имел, насколько точным окажется его представление о происходящем.
Единственный способ гарантировать в будущем безопасность Катлы Моккеркин заключался в нейтрализации граммы, содержащей приказ похитить или убить ее. А единственное лицо, которые могло это сделать умерло. Единственное лицо.
Если не…
Ящик не сказал, что Клеатор Моккеркин должен лично ввести необходимую командную парадигму для прекращения данной граммы. А вот сказал он, что «указанная грамма может быть отменена только по получении определенной командной парадигмы, оттранслированной мистером Клеатором Моккеркином». Возможно, всего лишь возможно, существовало-таки еще одно лицо, которое могло быть знакомо с требуемой парадигмой и, соответственно, могло ввести ее.
— Закрыть, — грубо оборвал разговор Карденас. Туннель послушно, без комментариев, потемнел. Подняв руки, он с облегчением содрал с головы «хамелеон», провел рукой по волосам и взъерошил их, глубоко вдыхая воздух, который ему не приходилось больше цедить сквозь проницаемую мембрану. Встряхнув маску для просушки, он сложил ее и сунул обратно в пустой карман у себя на поясе. Поднявшись с кресла, обернул служебный пояс вокруг талии и застегнул его.
Второй раз за это утро он пригнулся, укрывшись за позаимствованным зеркалом, и медленно двинулся обратно через крохотный закуток при входе. Как только инспектор миновал смертельную прихожую и вернулся во внешний офис, то сразу отставил зеркало в сторону и потянулся. Не желая расстраивать любезного порядком помогшего старого смотрителя, он собирался водрузить зеркало обратно на место, воспользовавшись одной из промышленных липучек, входивших в набор из множества всяких штучек у него на поясе.
К несчастью, одна из сигналок на поясе выбрала как раз этот момент, чтобы забибикать. Громко. То ли он сделал наконец что-то, возбудившее подозрения у системы безопасности, охранявшей помещение, то ли сам запустил какой-то скрытый защитный механизм.
Он не увидел ничего, указывающего на проникновение газа, и не учуял его, но вот встроенные в пояс сенсоры заметили. Любой, застигнутый в этом помещении без подобной защиты свалился бы, так и не узнав, что же его поразило, чтобы очнуться лишь через некоторое время. Или никогда. Оставив зеркало и зажав ладонью нос и рот, он со всех ног бросился к выходу. Бибиканье стихло, лишь когда он взбежал по пандусу и промчался через чулан в уборную.
При обычных обстоятельствах он бы не пожалел времени для возвращения замаскированной двери в первоначальное состояние. Но со смертью Мока инспектор не видел причин скрывать тот факт, что кто-то имел доступ к командному центру. Уж это-то он мог предоставить и смотрителю. В данный момент его интересовало лишь одно — как бы обогнать тянущийся следом за ним газ. Спеша из уборной, он не притормозил, хотя сенсор у него на поясе уже умолк. Порталы в два других наружных помещения, которые он обследовал сразу по прибытии, оставались закрытыми, какими он их оставил. Никаких признаков старого уборщика не наблюдалось. Когда Карденас вышел из уборной, дверь за ним захлопнулась. Не имеет значения. Он увидел все, зачем пришел, и узнал все, что мог. Осталось лишь вернуться в номер отеля, собрать немногие личные вещи, какие он привез с собой, и успеть на следующий рейс обратно в Ногалес.