Вдруг раздался сердитый женский голос:
— Офицер, вам придется зайти попозже, чтобы задать ему все интересующие вас вопросы. Сейчас он не в том состоянии.
— Я его жена.
— А…
Тим улыбнулся, и что-то ткнулось ему в нижнюю губу. Он услышал, как Дрей издала какой-то тихий звук — она улыбалась ему в ответ, ее прохладная рука прикоснулась ко лбу, и Дрей прошептала:
— Боже мой, боже мой.
Он потянулся к ней. Дрей взяла его руку и прижала ее к груди. Задержавшись на секунду, он сдвинул руку вниз. Она расстегнула форму, и Тим положил ладонь ей на живот.
Через сорок пять минут запыхавшийся врач ворвался в палату, уткнувшись носом в карточку. Он назвал Тима миссис Гонсалес и сообщил ему, что его ребенок в инкубаторе и что гистерэктомия[34] прошла успешно. Только ухмылка Тима, которая, несмотря на боль, появилась на его лице, заставила доктора поднять глаза. Врач взглянул на монитор кардиографа, бормоча проклятия в адрес тупых медсестер, и вылетел из комнаты.
Дрей поднялась, намереваясь устроить скандал.
Через пару минут после того, как она вернулась, на пороге палаты появились два врача с запатентованными любезными улыбками:
— Мистер Рэкли? Мы работали с вами во вторник вечером. Ваша жена сказала, что доктор Л. не обсудил с вами ваше состояние?
— Он сказал, что я смогу продолжить кормить грудью, как только закончу курс обезболивающих.
— Если найдете кого-нибудь, кто согласится покормить грудью вас, не отказывайтесь, — сказал мужчина в белом халате.
Врач, которая пришла с ним, — красивая блондинка с почти незаметными, но многочисленными рубцами от пластических операций, рассмеялась. Она протянула Тиму карточку, и он сжал ее запястье в знак благодарности. Взгляд Тима задержался на одинаковых платиновых свадебных кольцах врачей.
— У вас многочисленные переломы, трещины ребер и трещина черепа с правой стороны, — начал ее муж. — На данные области наложить гипс невозможно, поэтому просто будьте осторожны. Я вправил вам кости носа. На переносице гематомы нет, но придется какое-то время потерпеть. — Его пальцы осторожно прошлись вокруг правого глаза Тима. — Здесь кости не сломаны. Разрывов внутренних органов нет, но избили вас основательно. Хуже всего дело обстоит с правым коленом — связки порваны, поверхностные ткани в ссадинах и синяках. Сильная припухлость. Нам пришлось частично сбрить вам бороду…
— Ничего страшного, — быстро сказала Дрей.
— …чтобы наложить швы на губу. Я вызвал пластических хирургов, и они отлично поработали. Почти двадцать пять косметических швов. Мы же не хотим разочаровать папарацци…
Он протянул ему руку, и Тим ответил на его рукопожатие, при этом трубка капельницы натянулась. Тим узнал его и начал что-то говорить, но тут у врачей одновременно запикали пейджеры. Они синхронно нажали на кнопки и просмотрели сообщения на дисплее. И ушли, прежде чем Тим успел поблагодарить их.
Перед тем как закрылась дверь, Тим услышал, как мужчина обратился к его жене:
— Приятно познакомиться с товарищем по несчастью — он ведь тоже стал звездой таблоидов поневоле.
Наконец Тима перевели из отделения интенсивной терапии в отдельную палату с телефоном. За медсестрой еще не закрылась дверь, а Тим уже набирал домашний номер Таннино. Поздоровавшись, Тим рассказал обо всем, что с ним произошло, от начала до конца. У Тима в голове все еще гудело от обезболивающих и успокоительных, а Таннино испытал явное облегчение, впервые за это время услышав его голос. В их разговоре случилось несколько лирических отступлений, но каждый раз оба неизменно возвращались к делу.
Дрей сидела рядом с Тимом и держала его за руку.
— Они держат там Ли, — сообщил Тим. — А мое лицо очень наглядно показывает, на что способны приспешники Беттерса. Так что нам нужно поторапливаться.
— Я сейчас же этим займусь, — сказал Таннино, — как только что-нибудь будет, я тебе обязательно сообщу.
Остаток вечера Тим принимал многочисленных посетителей. Первым в палату зашел Медведь, но у него то и дело глаза становились влажными, он притворялся, что ему нужно позвонить, и выходил в коридор. Пэлтон, который был женат уже пятнадцать лет, принес Дрей цветы. Дэнли, впервые за время их знакомства, не отпустил ни одной шуточки. Фрид, благоухающий лосьоном после бритья, оставил девушку, с которой у него было свидание, в коридоре, чтобы заскочить проведать Тима. Гуеррера снял с шеи медальон с изображением святого Михаила, протянул его Тиму и сказал, что тот может носить его, даже если он не католик.