От холодного воздуха у Тима запершило в горле:
— Ее звали не Дженни.
Ли издала чуть слышный горловой звук — его риск себя оправдал:
— Какой была твоя дочь?
— Она была таким прекрасным ребенком, что мне не хотелось, чтобы она менялась. Но я очень хотел, чтобы она выросла, с нетерпением ждал, когда увижу, какой она станет.
— Твой ответ весь закручен на тебе. Господи, неужели все родители думают, что мир вертится вокруг них? Какая она была?
— Мне нелегко об этом вспоминать, Ли. — Губы у Тима пересохли, и он провел по ним языком. — Когда она умерла, я боялся засыпать, потому что не мог вынести воспоминаний, накатывавших на меня, как только я открывал глаза. Эти несколько секунд утром, когда думаешь, что все так, как и должно быть… — Он посмотрел на каплю, стекающую по темному квадрату стекла. — Я до сих пор иногда забываю.
— Ты не можешь ответить на вопрос, да? Не можешь ответить на вопрос, не говоря о себе и своих страданиях. Ведь твоя дочка умерла…
Дыхание Ли стало тихим. Она плакала, изо всех сил стараясь сдерживаться. Плакала ли она о себе, понимала ли она сама, из-за чего плачет? — думал Тим.
Джинни Рэкли, идеальная проекция.
— Возможно, ты права, — сказал Том. — Но в таком случае тебе следует переосмыслить трагическую историю знакомства с кошками дяди Майка.
— Это первая правдивая вещь, которую ты сказал за весь вечер. — В голосе Ли слышалась горечь. — Похоже, мы оба жертвы.
Снова дождь стучал по стеклу, снова они молчали.
— Что с ней случилось? С твоей дочерью?
— То, что я сказал на семинаре.
Она подвинулась в кровати. Тим почувствовал, что Ли вглядывается в него из темноты:
— Мне очень жаль, — прошептала она.
Какое-то время Тим лежал, прислушиваясь к ее дыханию, ожидая, пока оно выровняется. Когда Ли заснула, он поднялся с постели, прошел по холодному полу и накинул свое одеяло на ее худенькую фигурку.
30
Избавиться от живущих в нем запретов Тиму должно было помочь не только головокружение, но и крайняя усталость. Ночью их с Ли каждый час будили по очереди разные Про, которые стучали прямо у них под окном, прикидываясь, что чинят какую-то сломавшуюся трубу. По сравнению с начавшейся рано утром чередой упражнений то, что Тим испытал на семинаре, показалось легкой разминкой. Странно, но, даже зная, что успех его операции зависит от участия во всех ступенях Программы, Тим чувствовал какое-то глубоко сидящее инстинктивное сопротивление — может, это было его старое программирование, избавиться от которого практически не представлялось возможным.
Пока Тим притворялся спящим посреди бледных Про, голос ТД, усиленный микрофоном и колонками, начал свой гипнотический шепот — групповая медитация, первый раунд.
Про опустились на колени, прижались лбами к холодному полу — прямо продвинутая йога. Тим украдкой взглянул на Ли — она еще стояла.
Скейт ходил по рядам, как надсмотрщик на галерах с рабами. Тим подождал, пока он отойдет, потом протянул руку к Ли и нажал ей большим пальцем на ахиллово сухожилие. Она шумно вздохнула и дернулась. Скейт повернулся, но Тим успел убрать руку. Скейт прошел обратно к ним, Тим лбом чувствовал вибрацию пола от его тяжелых шагов. Тим смотрел на замершую тень Скейта, на согнутое тело Ли. Он увидел, как она моргнула, придя в себя от изумления, а потом разозлилась. Тим задержал дыхание.
Ли поерзала, но осталась в том же положении. Скейт двинулся дальше. Ли подождала, пока он удалится на безопасное расстояние, и сверкнула на Тима глазами. Он подмигнул ей, стараясь разозлить ее еще больше. Ли в смятении отвернулась от него и снова уставилась в пол, но Тим понял, что ему удалось эффективно отвлечь ее от групповой медитации.
Голос ТД оставался все таким же мягким и спокойным даже тогда, когда в словах зазвучала угроза:
— Вы боитесь сидящего рядом с вами человека. Для него вас не существует. Подумайте о том, кто сидит с другой стороны от вас. Этот человек приводит вас в ужас. Даже если бы вы истекали кровью, вы бы были слишком напуганы, чтобы позвать на помощь. И даже если бы вы позвали на помощь, эти люди просто плюнули бы на вас. — Его дыхание со свистом отдавалось в микрофоне. — Все вокруг ненавидят вас. Все в этой комнате вас пугают. Вы совершенно одни. Вы в абсолютном отчуждении.
И все это он говорил с интонацией, с которой детям рассказывают на ночь сказку. С дальнего конца комнаты донеслось чье-то причитание. Его было едва слышно, но все остальные тут же его подхватили. Некоторые Про извивались, некоторые застыли на боку, закрыв уши руками. Из угла зала раздавались крики.