— Нет, я не думала о вас. Ни об одном из вас. Я в первый раз в жизни думала о себе и о том, чего я хочу. — Ли взглянула в лицо своей матери. — Я не обязана перенимать ваши слабости.
— Перенимать наши слабости? — Уилл дошел до точки кипения и перешел ее. — Ты говоришь, как робот. То, чем ты там занимаешься, Ли, не имеет никакого отношения к силе. Это просто лень. Ты слишком ленивая, для того чтобы иметь дело с реальным миром.
— Слушай, папаша, — сказал Реджи, — когда ты в последний раз поднимал свою задницу с кровати в шесть утра и работал двадцать часов в сутки?
— Ты явно очень мало знаешь о кинопроизводстве. Я делал это много раз. И это чуть посложнее, чем пялиться на аквариум с рыбками в придорожной хибаре, куда приезжают по большей части для того, чтобы перепихнуться по-быстрому. То, что происходит на этом «ранчо», это уж точно не работа. Это проявление незрелости.
— Не нападай на него, — сказала Ли.
Бедерман тоже начал протестовать, но в разговор вмешалась Эмма, демонстрируя мягкость, благоразумие и полные раскаяния глаза:
— Ты никогда не отличалась особой проницательностью, Ли.
Ли тяжело вздохнула:
— Все так, как он меня и предупреждал.
Лицо Уилла исказила гримаса отвращения:
— Что это значит? Что тебе говорил Учитель?
Ли наклонила свою тонкую шейку, внимательно изучая ковер под ногами:
— Что вы будете оскорблять меня и мой опыт. Что вы будете орать, вместо того чтобы выслушать меня.
Уилл пару секунд издавал какое-то невнятное шипение, подбирая слова:
— Ты не оставляешь нам выбора. Ты несешь несусветную чушь, которую тебе вдолбили в голову, — эту чушь невозможно слушать. До тебя невозможно достучаться.
— А как насчет тебя самого, Уилл? Полдня ты проводишь с бутылкой, заливаясь спиртным, а остальную половину лижешь задницу агенту Колина Фаррела.[30] И ты называешь это жить в реальном мире и вести себя зрело? — Ли повернулась к Эмме, которая сидела, сжавшись на своем стуле, судорожно теребя руками концы своего шелкового шарфика: — Или, может, ты будешь учить меня разумному поведению? Да все святые мученики просто скоты по сравнению с тобой! Для тебя люди вообще не существуют, они представляют собой исключительно источники неприятностей.
Уилл достал из кармана сотовый телефон и нажал кнопку. Мускулы на его влажном от пота лице дрожали:
— Я не собираюсь сидеть тут и выслушивать хамские замечания в свой адрес. Не так просто было быть твоим отцом. Можешь обвинять нас в чем угодно, но это ты приняла глупое, опасное решение. То, что ты делаешь, просто глупо, Ли. И все в этой комнате знают, что я прав. Нам просто приходится притворяться, чтобы задобрить тебя и убедить…
— Не смейте приписывать мне собственную позицию, — сказал Бедерман.
Тим встал и пошел к двери, не спуская глаз с Уилла, который сидел с сотовым телефоном на коленях:
— Что это было?
Ручка двери задрожала, и в комнату ввалились Руч и Даг.
Тим быстро закрыл собой Ли. Бедерман и Уилл орали друг на друга. Эмма плакала, прижав одну руку к животу и сжимая ее другой рукой. Забившись в угол, Реджи закрыл полову руками, как ребенок, который играл в войнушку.
— Хватит валять дурака, Ли, — сказал Уилл. — Машина ждет.
Ли прижалась к спине Тима:
— Ты обещал. Ты поклялся, что не позволишь им сделать это.
В дверном проеме появилась Дрей, которая немного запыхалась после пробежки от стоянки до мотеля, но Руч закрыл рукой проход, не давая ей войти. Даг задрал рубашку, как наркодилер в гангстерском фильме, приоткрыв большой «Магнум», который он заткнул прямо за пояс, не проявив ни малейшего уважения к оружию. Ни у Тима, ни у Дрей оружия не было.
— Ну-ну, — нервно сказал Уилл. — Он поднял руку в успокаивающем жесте, призывая Дага не горячиться. — Не надо.
Бедерман попятился и отступал до тех пор, пока не уперся в стену. Через рубашку Тим чувствовал жар лица Ли, прижатого к его лопатке.
— Уилл, — хриплым, полным возмущения шепотом пробормотала Эмма. — Мы никогда…
— Не стоит этого делать, — сказал Тим. — Вы совершаете вооруженное нападение на сотрудника службы шерифа и офицера федеральной службы.
— Ты не офицер, — сказал Уилл. — Со вчерашнего вечера. — Он жестом приказал Дагу опустить рубашку и посмотрел на свою дочь. — Мы пытаемся сделать как лучше. Мы стараемся тебя защитить.
— Вы за это сядете, — сказала Дрей.