Саша откинул покрывало.
– Слушай, так это ты у меня в башке ковырялся?!
В нем забурлило возмущение. Действительно, как не возмутиться! Ночью черт знает что творилось, до сих пор во лбу ломит. А теперь пугают ни свет ни заря. Подушку забрать хочет, что ли?
– Тебе, очевидно, сон плохой приснился, – вежливо предположил Хлумов. – Просто мозг перевозбудился с непривычки. Для полноценной работы с ЕДИЗом необходимо тренировать психику.
Токарев немножко успокоился. В самом деле, ляпнул спросонья. Оно и понятно, спал всего шесть часов, к тому же с кошмарами. Всю ночь Саша отчетливо чувствовал, что его голова открыта, как шкатулка, и чья-то рука там шарит, перебирает мысли, словно это бусины… Конечно, Хлумов здесь ни при чем, не хирург же он по части мозгов!
Саша окончательно пришел в себя. Выяснилось, что хлумовская рожа вовсе не сияет сама по себе – это на нее падает свет из коридора. И на часах действительно восемь. Заурядное воскресное утро. Спать да спать еще.
– Ты чего в такую рань? Соскучился?
– Время вставать, Саша.
Боится, что диван испортится? Токарев снова возмутился:
– В школу же по воскресеньям не ходят! Или спущен новый приказ?
– Ты выдвинут мной в Актив. А сбор Актива в девять. Я уже полчаса на ногах, вводил твои данные в ЕДИЗ. У тебя теперь свой раздел есть, в который никто не имеет права влезать. Пароль «ТОК», пользуйся.
Вот так новость. Не спросясь, записывают его в мафию! Даже раздел какой-то завели…
– Не понял, Хлумов. Какой еще раздел? Чтоб играть, когда захочешь?
Одноклассник улыбнулся краешком рта:
– Чтоб работать, когда надо, Саша. Введешь туда нужные для твоей жизнедеятельности тексты, программы, статистику. А сейчас вставай, у нас всего сорок пять минут.
– О! Как раз для успешного завершения ночного сна.
– Ошибаешься, Саша, нам еще предстоит завтракать. Кушать надо внимательно, тщательно пережевывая пищу.
Если бы Токарев раздетый лежал, то наверняка послал бы зануду подальше. А так – достаточно ноги спустить, и ты уже Герой, ко всему готовый. Выполз он из-под пледа и пошел на кухню – тщательно пережевывать хлумовскую пищу. Мысли о том, что его вербуют в мафию, отложил на время. Решил посмотреть, как дальше дело пойдет.
Хлумов работал челюстями быстро и надежно, как хомяк. Токарев сидел за кухонным столом напротив хозяина и наблюдал, борясь со смехом. На каждые десять жевков тот делал одно проглатывание. Естественно, что и в беседу не вступал– на Сашины попытки заговорить лишь тыкал вилкой в плакат: «Каждое слово – это потерянные калории!». Только покончив с завтраком и шумно прополоскав рот под краном, Хлумов заговорил снова:
– Родители у тебя когда встают?
Саша прикинул:
– Папаша, наверное, уже сел видик проверять – не заработал ли.
– Думаю, тебе целесообразно позвонить домой. Ты же вчера не предупредил родителей, что остаешься здесь до утра? Скорее всего они вообще не знают, что ты находишься у меня, иначе еще вчера пришли бы за тобой. Следовательно, ты ушел из дому без разрешения.
Все было разложено по полочкам! Так верно, что хотелось дать ему по морде… А словечко это – «целесообразно» – просто убивало. Два месяца Токарев его не слыхал и надеялся больше никогда не услышать…
Не успел Саша набрать номер и вякнуть в трубку: «Мама!», как на него обрушился поток причитаний и выспрашиваний: где он, с кем он, как посмел и так далее. Ему сообщили, что папа уже обегал всех его «дефективных приятелей» (с чем нельзя было не согласиться) и допросил их с пристрастием. А папу допросили в милиции, куда он заявил о пропаже ребенка. На прямые вопросы Токарев вежливо отвечал, не указывая своего местонахождения: «Да у товарища, вы его все равно не знаете!», но это почему-то не помогало. Чтобы сменить тему, он поинтересовался, чем сегодня будут пороть – рейсшиной или, как обычно, журналом «Бурда». Папа обнадежил, пообещал, что применит только старый добрый флотский ремень… Саша не очень-то вслушивался в их горячие речи, пока мама не стала защищать его многострадальную задницу от папиных посягательств. При этом она употребила странную фразу: «Нельзя его пороть, ему же в сидячем ехать». Тут и Токарев оживился: куда ему «в сидячем»?! Выяснилось, что вчера принято окончательное решение отправить ребенка в Псков, под негласный надзор бабушки и прочей папиной родни. На годик-другой, а потом – в морское училище, на казенные харчи. Климат-де в Питере сырой, воздух и вода загажены, социальные контрасты сильны, и от этого – простуды, отставание в умственном развитии и, самое главное, полная Сашина невоспитуемость. В общем, Герою светила ссылка в незагаженную местность, как Пушкину в свое время. Услышал Саша такое и ужасно обрадовался! Даже «спасибо» сказал. Думал ведь – в тюрягу, в колонию или в «психушку» его оформляют. А у бабушки жить можно. (Хотя она покруче будет, чем папа, все-таки капитан милиции в отставке.) И Псков не деревня. Наоборот… Токарев набрал побольше воздуха: