– Еще. Находите обеденный стол. Диван кантовать на стол будем, крутить-вертеть, нюхать-смотреть. Лично!
– Ладно, это все хорошо. А если бы у меня стола не было? – я вновь попытался проявить характер.
– Типа шютка? Из кухня стоял стол. Девичка! – обратился он к моей дочери. Идите с папой стол приносите.
– Сидеть! – скомандовал я дочери. – Пойдет ученик. Ты, дергай за мной на кухню! Стол потащим.
– Еще. Ученик брал с моих рук хлэб не чтобы носить стол. Ученик учит инстурмент, учит мой бесценный опыт. С каждому минута своего врэмени, ученик берет через новый знания, через новый тайна.
Я вновь прослушал увлекательную легенду о неувядаемом подвиге дедов и прадедов, гонимых кровожадными турками Зариф-паши. Гонимых, но донесших, пусть даже ценой своей крови, славные секреты мастерства до гостеприимных южных рубежей Российской империи. Невероятно, но неблагодарный русский царь узнал страшный секрет армянских диванов только благодаря варжапету [4]Кикосу, варжапету Мартиросу и варжапету Бабкену. Эти святые предки Вазгена Багдасаровича, тоже взошли на свою Голгофу, но даже под пытками не открыли турецкому султану своей тайны, благодаря чему турки, козлы, так до сих пор и сидят на ковриках…
– Вазген Багдасарович, это все хорошо, но моей дочери я тяжести таскать не позволяю. Есть опасность, что …
– Еще. Никто не имел права приказать моему ученику. Только учитель. Лично!
Пока я, раздраженный подобной бесцеремонностью, вместе с супругой перетаскивал стол из кухни в комнату, Вазген Багдасарович неугомонной Шахерезадой вновь разродился очередной сказкой о преемственности мастерства, пронесенного сквозь огненные годы. В частности о том, как его героический дедушка Аристакес в смутном 1920 году, во время непродолжительных разборок между турецкими войсками и 11-й Красной Армией, закапывал на каменистых берегах легендарного озера Севан какие-то специальные хитрожопые гвоздики, дабы не достались они вероломным захватчикам. И кровожадный Сталин плакал по ночам в подушку на скрипучем кремлевском диване, ибо не мог отремонтировать жесткое ложе – не выдали севанского тайника ни папа Багдасар Аристакесович, ни дядя Вардгес Аристакесович. Даже под пытками злобных бериевских зубодеров.
О, чудо! Наконец-то свершилось! Вазген Багдасарович приступил к процедуре первичной диагностики дивана! Ассистировал ему ученик. Лично. Ну и я. На вторых ролях. Пока маэстро дирижировал карандашом и записной книжкой, мы с сайгаком лихо закинули диван на кухонный стол, затем по отмашке мастера так же резво перевернули ножками вверх.
– Так! Что мы имеем? Имеем обивку матерчатый. Ты!
– Э, учитель?
– Кто держал обивку этому дивана?
– Учитель! Обивку держал спесальный… скрепка!
– Не скрепка, а скобка, чурка!
– Скопка, учитель!
– Какой варьянт крепление обивку ты знаешь?
– Скопка, обойный гвоздик, спесальный нитка! Учитель!
Я стоял, тупо наблюдая за происходящим; мысли текли лениво и неторопливо, видимо не в силах постичь весь этот бред… Думать не хотелось; накатило сонливое безволие; казалось, меня занесло в какой-то театр абсурда, попавший в руки обезумевшего режиссера. Я уже не понимал, что тут делаю, и кто в доме хозяин. Вот уже полчаса по квартире разносились вопли учителя и ученика. Это напоминало до боли знакомую сцену из старого кинофильма про Петра I, учинившего экзамен по рангоуту выпускникам шкиперских школ Европы:
– Это?
– Грот-брам-стеньга!
– Это?
– Грот – трюм-стеньга!
– Это?
– Фор-брам-стеньга!
– Это?
– Фор-бом-брам-стеньга! – бойко выкрикивал сайгак.
Бред.
Бред.
Бред.
Чем увереннее отвечал ученик, тем азартнее терзал его ненасытный учитель. Пока я в полушоковом состоянии стоял перед ним навытяжку, Багдасарыч шуровал в потрохах вскрытого дивана, жутким демоническим голосом выкрикивая:
– Шило!
– Есть щилло, мастер!
– Ключ 17 на 19!
– Есть кулуч 17 на 19, мастер!
– Пяссатижжжьи!
– Есть пссатиж, мастер!
– Что дал, животный? Это сбокурезы!
– Э… – ученик беспомощно посмотрел на мастера, почесав под правой подмышкой. Почему-то правой рукой.
– Пяссатижжжьи – это с желтым ручкой!
– Есть пссатиж, мастер!
От их воплей не было спасения даже в спальне, – если не хватало инструмента, он гнал мальчишку просить инструмент у меня. Сайгак говорил по-русски несколько неуверенно, и, пока добегал до спальни, кое-что забывал. Я, к тому моменту уже порядком озлобленный, если даже и догадывался, что мастеру надо, мстительно делал вид, что понятия не имею, о чем просит ученик. «Вообще-то, странный он какой-то профессионал, – в некоторых сомнениях размышлял я, – что это за мастер, если у него нет ни молотка, ни рулетки? Даже шурупы, и те – мои выпросил. А как же хитрые гвоздики с легендарных берегов Севана?»
К этому моменту Багдасарыч окончательно вошел в педагогический экстаз. По мере дальнейшего раздраконивания дивана, он гонял сайгака и в хвост, и в гриву по: типам раскладывающих диванных механизмов, видам крепежа, составам клея, породам дерева, режимам сушки… Он драл его за уши, если тот подавал не тот инструмент; отвешивал подзатыльники за «нечистое» произношение:
– Как это называл, сын осла?
– Пссатиж, мастер!
– Не «пссатиж», а «пяссатижжжьи», повтори!
– Пяссатиж… жь… жь…и, мастер!
– Русский учи, не поздно пока! Русский учи, Россия тэперь Родина твой! Учи когда живешь-приехал! Работа-кров твой новый Родина дал! Хлеб-соль твой новый Родина дал! Русский – чисто говори, э! Повтори!
– Пяс… Пясатиж… жь…и-и, мастер! – почти захныкал мальчишка.
– Тьфу-плюнуть такой ученик! Лично! Бог видел…
Бред.
С другой стороны, когда же парню учиться, как не у клиента?
– Хозяин! Ко мне приходите!
– Что случилось? – вернувшись в прокуренную комнату, я желал только одного – банально дать Багдасарычу в морду.
– Обивку я удалял. Осмотр говорит: этот балка давал продольный трещину. Плохо.
– Ну и что? – я нехотя глянул в развороченные внутренности.
– Балка заменить будем. Через него весь диван держался.
– Ну, так меняйте, в чем же дело!!!
– Я спросил 150 рублей за работу? Теперь хочу 200. Лично! Пока балка делать, пока туда-сюда носить, вставлять-прибивать…
– Да и хрен бы с ним, двести – так двести. Из-за такой херни вы меня звали?
– Каком «херни», зачем выражались?
– Слушай сюда, мужик! Я тебя, твою мать, за ким хреном нанял? Диван делать или что?
– Диван… – губы мастера скривились от обиды.
– Ну, так делай, и не морочь голову! Вообще, сказочник хренов, не дергай меня! Не дергай, говорю, меня каждые три минуты из-за всякой ерунды. Доступно выражаюсь? Делай все тихо, – тут я перешел на зловещий шепот от еле сдерживаемого бешенства, – тихо, как мышка в норке. Чтобы тебя – ни слышно, ни видно! Чтобы ты со своим узбеком не шатался по всей квартире! У нас, родной, свои планы на сегодня были. У нас, родной, своих дел выше крыши. И мы не договаривались, чтобы мне полквартиры на уши ставили. Понял, ты, Макаренко недоделанный? И заруби себе на носу: я не нанимался тебе бегать за минеральной водой в магазин. И инструмент подавать – тоже не нанимался. А курить вообще – вон отсюда на лестничную клетку!
– Извините, зачем вы сердился?
– Чего-чего?
– Когда уважаемый мастер, ему таким тоном не говорят…
– Уважаемый мастер не клянчит у хозяина сверла, шурупы, штангенциркуль и электроотвертку. Он работает тихо и быстро, не доставая хозяев своими анекдотами. Сигарету, мать твою, затуши!!!
Однако мужик попался на редкость настырный. Волевой. Сигарета в руках задрожала, но он взял себя в руки. Уверенно и твердо произнес: