Ага! Вот они! Тащат дедушку на вход, билеты уже купили. А где седой? Но вместо седого я вижу его шестерку....Что он делает? Он тоже карманник что ли? Но шестерка проходит рядом, и, оказавшись за спиной Павла Марковича, роняет связку....
- Бдзынь! - связка звонко ударяется о мраморный пол. А Маркович инстинктивно хватается за карман и, окинув подозрительным взглядом спину уходящего типа, поднимает связку. И тут же начинает зорко оглядываться по сторонам. Спрятаться я не успеваю, поэтому с улыбкой иду навстречу.
- Привет! Отдыхаем?
- Привет, да вот с внуками выбрался. А ты тоже решил развлечься?
- Ну, да. Жена на работе, дома скучно.
- Понятно, отдыхать тоже нужно...
- Деда! Пошли! Деда!
- Иду, иду, чады мои неугомонные. Давай Олег, до встречи, внуки зовут, - извиняясь, что не может поговорить подольше, произнес Маркович, и был тут же утянут внуками в 'Джунгли'.
С неровным сердцем не торопясь спускаюсь по лестнице вниз, на лифте не поехал. Вроде и всё прошло не самым плохим образом, но какой-то осадок на душе. Плохо, что меня увидел. Запросто может связать упавшие ключи и моё появление на детских аттракционах. А если ещё выяснит, что Ирка сегодня выходная, то совсем плохо...
Навстречу мне по лестнице поднимается фиксатый и негромко бросает:
- За часами налево.
Ясно. Седой ждет меня за бутиком, торгующим псевдо фирменными часами.
- Зачем шестерку вместо себя послал?
- Человечек твой непростой, с ним второй раз сталкиваться не резон.
- Ладно, как вышло, так вышло...Вот, - сунул в руку седому деньги и пуговицу.
- Денег я не возьму - работу не завершил. А за то, что проклятие своё снял - спасибо. И за пуговицу тоже, - усмехнулся седой, держа на ладони пуговицу, такую же, как была на его пальто. Только эту я спорол со старой Колиной куртки, что висит у нас в офисе.
Воскресенье (вечер).
В принципе не все так уж и плохо.... Неплохо, получается, подумал я, рассматривая результат своего труда. А труда было много...
Значит, сначала я проклеил половинки пластилиновой формочки скотчем, затем плотно приложил их друг к другу и заполнил форму силиконом. Высохший силиконовый ключ, слегка подравнял лезвием, и сделал на основе его из двух половинок гипсовую форму. В эту форму залил воск, а из получившегося воскового ключика, сделал цельную гипсовую форму, которую затем просушил в духовке. Затем в небольшой кастрюле литра на три развел гипса и воткнул посредине стакан, чтобы получилось углубление, куда потом поставить формочку для ключа. Замеса в кастрюле сделал два, чтобы была нижняя часть с углублением и верхняя часть, как крышка у саркофага. Этот гипсовый саркофаг я тоже два часа при максимальной температуре держал в духовке, чтобы высох как можно лучше. Затем разломал пассатижами, предварительно зажав их в тисочки, три старых латунных ключа и уложил в подготовленную чашу сверху формочки. По моему разумению, латунь должна была расплавиться и затечь из чаши вниз, заполняя форму. Дабы форма не завоздушилась, сделал спичками два отводных канала по краям. Форму поставил в гипсовый саркофаг, саркофаг поставил в микроволновку, и включил на полчаса. Смотрел на вращающуюся импровизированную матрешку и с нетерпением, ждал, что получится. Ирка тоже ждала с нетерпением, чем моя алхимия закончится, дабы не опоздать мне люлей навешать, когда микроволновка сгорит.
Микроволновка к счастью не сгорела, а я держал в руках грубую латунную отливку, которой после обработки надфилями предстояло стать поистине золотым ключиком. Учредительные документы на завод и прочее, принадлежащее Эммануилу Викентьевичу Зеленскому, Маркович давно сдал, но завалялся в его сейфе один чек на предъявителя, на счет в швейцарском банке. Чеком мог воспользоваться любой, знающей двадцатипятизначный ключ, который как думал П.М., знал только покойный Зеленский. И в этом он очень и очень ошибался...
Понедельник.
Журчат ручьи! Скворчат грачи! И ля-ля, ля, ля, ля, ля-ля-лем! Весна наступила, и на душе было так светло и радостно, словно это я прилетел вместе с воронами и грачами на родину. Конечно, грязь, сырость, вот эта каша из грязного снега под ногами, эти мутные лужи на асфальте, эти черные, от грязи машины, разбрызгивающие озлоблено лужи, красивыми, а уж тем более радостными никак не назовешь. Так же как и черные стаи ворон, облепившие голые деревья и громким карканьем заявляющие о своем присутствии. Но всё же, всё же, уже верилось в весну, в тепло, в ясный цветущий май и голубое небо. Верилось, что вот-вот они наступят. Верилось, что как обещал рыжей - все у нас будет хорошо и даже очень.