Во время чудовищной сумятицы, когда вверх дном переворачивали все, где раньше было так прекрасно, пятилетний Сашенька, вцепившись в Мишкин рукав, смотрел на погром в доме совершенно сухими глазами и долго потом не разговаривал ни на одном языке из трех, привитых ему с рождения. Говорить он стал потом на русском.
– Не боись, ваше превосх, авось, обойдесь, – шептал ему на ухо Мишка, – мне твой папка велел, я ему слово дал, нигде тебя не оставлять. Мы с его превосх, твоим батей то бишь, столько навоевали, аж жуть. Это все ерунда.
Они сидели в углу на детских стульчиках, прижавшись друг к другу. Люди в мундирах сбрасывали на пол книги, вспарывали диваны и кресла, перерубили пополам любимую лошадку и вытащили из ее деревянного тела какой-то свиток.
– Ага, вот оно! – прокричал человек в штатском. Его глаза безумно бегали, когда он разворачивал бумагу, потом потупились, и изодранный в клочки свиток разлетелся по комнате мелкими крыльями бабочек. Одна из них уселась рядом с Сашенькой. Он поднял ее. На крыле было начертано каллиграфической готикой: Долгим поколениям моих любимых… Последнее слово обрывалось на половине.
– В корне передавил бы всех этих, – прошипел штатский.
Сашенька навсегда запомнил его серое лицо вурдалака с кривыми зубами и костюм с потертостями на локтях и коленях. Он спрятал в карман бабочку и больше с ней не расставался, нося в медальоне, который в последствии принес ему Мишка и собственноручно повесил на шею.
– Ваше благородь, – выпрямился в струнку казак, – разрешите дитя вывести!
Сбоку от Саши синел его огромный кулачище, зажавший ножку стульчика, и каблуки сапог попеременно отрывались от пола, издавая писк раздавленной мыши.
– Пошли вон, – махнула рука с потертым локтем, и заскорузлые штиблеты чиновника засеменили по крыльям раздавленных бабочек.
Когда немой барчук под Мишкиным руководством научился рубить, стрелять, скакать, владеть ножом, топором, оглоблей, дубиной и всем, что попадет под руку бою, деревня услышала:
– Я, вам, бляды, еще покажу!!!
Это был первый крик, нового хозяина местных угодий. Только он не стал поместьями заниматься. Отправился на поклон в столицу. Был принят, и с высочайшего позволения отправился по месту приписки унтером в Изюмский гусарский полк, о чем ходатайствовал командир оного, генерал Дорохов, старинный друг семьи Штейнцев.
– Вот так, – разбрызгал чернила Венечка, шлепнул перо на стол, не замечая, что вокруг него уже другая обстановка, – Все по блату, даже на войну и то, просто так не подашься. Этому барину сидеть бы дома и порядок наводить в сельском хозяйстве, а его, как последнего засранца, с высочайшего позволения определили почти солдатом. Кем его еще отправлять и куда, он ничего не закончил, нигде не учился. Мишка-крепостной его обучал, и бабы на сеновале оборону держали, пока немой барчук им команду дать не мог. У командного состава самое главное – голос, который годами вырабатывается. Наш старшина, помнится, как рявкнет «Еж, твою мать, нехай», сразу все понимали, что до края довели армию и спасать ее надо, бежать, не важно куда, не обязательно зачем, но бежать надо, потому, что если не побежишь, тебе точно кранты от старшины. Спросите у каждого, кто в части главный? Никто вам про полковника не вспомнит. Начнут выбирать только салаги. Каждый офицер скажет, что главный – старшина. На нем вся дисциплина и боевой порядок. Конечно, все победные лавры высоким чинам достаются, а остальное старшинам отвешивается, по килограмму трындюлей ежедневно вместе с личным составом. Слышали когда-нибудь «Эту битву выиграл отдельный стрелковый батальон № 17?». Нет. За этим номером вы в аптеке даже минеральной воды не купите. Во всех учебниках написано – победа в этой битве произошла благодаря талантливому руководству генерала Ш..макова. Потом учебники перепишут, и вы прочтете, что эта битва была проиграна из-за бездарности того же генерала, но положение было спасено за счет талантливых диспозиций генерала М ..акова и уникальных оборонительных сооружений полковника А..кова. Так будет, пока алфавит не кончится, но нигде не будет сказано, что победа завоевана батальоном № 17 в количестве ста двадцати четырех человек, из которых состояли две роты, четыре взвода, восемь отделений, и каждый, в отдельности взятый боец, составлял эту отдельную боевую ЕДИНИЦУ под кодовым номером 17 во главе со старшинами каждой роты.
Венечка размазал по столу чернила, откинулся на спинку стула и тут же понял, что сидит на табуретке, а перед ним стоит бугай в коротенькой вельветке и вращает скрюченным пальцем около своего виска.