– Плетемся, – бормочет один пехотный, комкая заскорузлыми пальцами фуражную бескозырку, – тащимся от погони, и ждем, когда налетят конники французские, драпать надобно пошибче.
Что толку драпать, – подумал его сосед, подтянув панталоны и, уперевшись левой рукой об медный эфес тесака, разогнул, затекшую под ремнями ранца, спину:
– Что толку драпать? Налетят, подниму двумя руками над головой тесак, может не порубят. Упаду пред ними на колени, чтобы не губили понапрасну души наши.
– Слышь, Петруха, – тихонечко кольнул трехгранным штыком задницу товарища гренадер, – поди рядом.
– Че, тебе, – оскалился тот, и его кивер скособочился, демонстрируя на просвет дыру простреленного султана.
– Ни че, а у тебя в пожсумке много чего осталось?
– Пули есть из чего отлить, а порох отсырел совсем, а у тебя не так ли? – развернулся приятель, с досадой хлопнув по гербу медной бляхи кожаного пожсумка.
– У нас тобой темляки одного окраса, – дернул гренадер за ленточку на эфесе тесака, расцветка которой определяла их принадлежность к Первому батальону Первой гренадерской стрелковой роты, – мы с тобой ни одну пару краг стоптали бок о бок. Давай вместе держаться.
– Мы и так оба двое не разлей вода, – хмыкнул Петруха, – ты че, Серьга, шрапнели объелся? Темляк к темляку, штык к штыку, получается рота, из роты батальон складывается, дальше полк выходит. В каре стали, какая лошадь нас пропрет.
– Ты не чекай, а позри вокруг, дело гиблое. Вот у тебя пуговицы на мундире из шести рядов стоять должны, а сколь теперь их держится твоей суконке?…
– Скоро новые мундиры выдадут и наградят кого надо, – убежденно отмахнулся Петруха, протирая локтем медные украшения своего дырявого кивера. – Пуговицы отлетели, да мы лыком подвязались.
– Сыра земля будет тебе мундиром, а наградой станет конская подкова на лоб твой забритый, – зашептал взахлеб Серьга на ухо своему сотоварищу, – может, простят супостаты головы невинные, вернемся мы в села родимые и будем жить поживать, добра наживать, какое нам дело, что один хозяин, что другой. Все по хранцузскому балакают. Что один нам барин, что другой, какая разница. Смотри, идем неизвестно куда, перепутались все, где гренадеры, где егеря, артиллерия совсем за обозниками отстала, и толку от них, как с козла молока. Сговоримся теперь и сдристнем. Своих темляков подговорим теперь, а подом выберемся сами.
Обнял Петруха друга своего правой рукой за оба плеча. Протолкались они к обочине.
– До ветру нам, – бубнит Петруха, – сейчас до ветру надо скоренько.
–Ага, – поддакивает Серьга, – первая рота с нами выходит.
Эфесы тесаков с темляками Первой гренадерской роты пришли в замешательство. Оживилась даже темно-зеленая масса егерей, поправляя на своих воротниках красные подпушки. Всхлипнул чей-то фальцет, который поддержал хор натруженных глоток, и на маленьком отрезке сводно идущего батальона взорвался воздух. Он сотрясал округу невнятными ударами громадных слов солдатской песни, которая пошла эффектом домино по всему телу отступающей армии, и каждая ее колонна превратилась в единый механизм пульсирующего ритма.
По рядам побежали фляги с вином. Каждый мог сделать один глоток. Петрухе позволили два. С солдатской укороченной шпаги еще стекали остатки жизни его бывшего друга. Серьга присел на обочине. Его левая рука зажимала сквозную рану в сердце, а правая еще теребила пустые ножны.
– Прошу передать в обоз личное оружие Серьги Пахомова, солдата Его Величества, Первого батальона Первого гренадерского полка согласно предписанию, – отрапортовал Петруха, протягивая унтеру тесак Серьги.
– Царствие ему Небесное, – сказал унтер, отвязывая от эфеса ленту темляка. – Сам-то я грамоте не очень обучен, но в этом мешке уже пол-армии темляков сложено. Пусть потом господа считают.
– Как услышали мы такие слова от обозников, так и посекли их на ровном месте. Для острастки. Жаль, конечно, мужиков, но за такие речи выпороть надобно, а пороть некогда. Полетели их головы под сабельный звон, чтобы другим не повадно было.
– Так, что, – говорим, – сдаваться французам будем?
– Дак, мы же хозяйские, – говорят, – при полковнике Штейбаке добро везем от села Капань.
Один шапку ломает: – Не руби, барин, – говорит, – а подскажи, что делать?
Выгрузили мы весь скарб на дорогу. Поставили телеги поперек пути и ушли за лесочек, команды ждать…, когда от командующего вестовой прискочит.
А он не прискочит, потому, что будет убит случайным разрывом шрапнели, заряд которой был выпущен в чисто поле из русской дальнобойки французским офицером в честь победы. Они везли пушку с собой от Бородина в заряженном состоянии и выдали выстрел по команде подвыпившего офицера, который только что написал письмо своей Катрин.