– Виват, Виват, – кричали здоровенные мужики, ощущая свое ничтожество перед этим карликом. За него они отдадут свои жизни без промедления, в любой момент не задумываясь. Только это произойдет несколько позже, а пока они ждут своего часа недалеко от села Бородина, когда сражение уже выиграно, но победа украдена. Они шли за своим кумиром от победы к победе, оставляя после себя благодать соразмерно своему двухметровому росту и, получая соразмерный денежный эквивалент, который обеспечивал состояние их семей.
– Не буду больше переписывать ваши мысли, – завопил Венечка, почему-то обращаясь в сторону серванта.
Сервант отреагировал к Шкафу, а тот, распахнув дверцы, бросился всех принимать и предлагать вешалки без всякого повода.
– Некогда заниматься дебатами, – заявил Бокал, с трудом выдерживая негодование серванта. – Я хочу, чтобы весь этот бардак закончился немедленно.
Он тут же наполнился бургундским и, окружая себя брызгами, предстал перед Венечкой, но был схвачен за горло богатырской рукой Сквозняка, который неизвестно откуда возник на табуретке между окном и дверью. Сквозняк оказался вдребезги пьяным и, хрустя осколками битого хрусталя, кидал под ноги оставшийся фарфор, утирая слезы половой тряпкой.
Когда дверь закрылась, и окно захлопнулось, Сквозняк притих, проникся обстановкой спокойствия и, подтирая пролитое бургундское, твердил одно и то же:
– Гению дано все, а дураку еще больше. Затем он расстелился по полу и начал ни с того, ни с сего декламировать:
Никому не пожелаю, никого не полюблю,
Свою песню расстреляю, а чужую подпою.
Никогда не будет светел яркий месяц за окном,
Потому что здесь без света пляшут ведьмы голышом.
Не взирая в предсказанья и луну презрев притом,
Помелом, раскрыв мочальник, раскричали ни о чем.
И гонял их всех начальник и куражился, как черт,
Тот веселый умывальник и мочалок обормот.
Загорланили подружки, завертелась кутерьма.
Быстро вспороты подушки,
В перьях бьется сатана.
И заткнулась вдруг кукушка,
Скукарекали страну.
Задырявили задырку и захрумкали муру,
Закурляндили фуфырку и причмокнули к столбу.
Задолбали с перехватом, утопили, как Му-му.
И на улочках Арбата гневно лопнули струну.
Пересвет со тьмою бьется,
День с земли встает навзрыд,
Только нам, дедам, неймется, посидим и сразу в скит.
Вспомнить дело молодое
И аллюром в три креста
Проскакать в народной воле до последнего броска.
Прострочить военсоветом до последних славных дел,
И остаться под забором, просто так, как беспредел.
Похрустим еще немного
По морозному снежку,
И присядем на дорогу
Прямо к Богу одному.
Он Один нас всех уладит
И горбатых распрямит.
Всех в окольный ряд посадит,
А потом уж удивит.
Сквозняк заткнулся на самой высокой ноте, когда комнатная дверь грохнула об косяк, и штукатурка, осыпавшись с потолка, напомнила всем о гибели Помпеи. Огонь в камине улегся на угли, а Сервант авторитетно заявил, что бардак закончен и призвал к порядку. Все моментально притихли по местам, и пролетающая муха зависла над Венечкой, чтобы не мешать своим никчемным жужжанием его титанической работе. Сквозняк встрепенулся, подхватил муху и бережно положил ее на пуфик. Огонь одобрительно пукнул угольком, и атмосфера творчества восторжествовала.
«Виват! Виват предложение, я оказался на месте. Виват! Теперь я капитан в знаменитом корпусе пеших гренадер Старой гвардии с чином батальонного командира в армии. Ничто и никто в мире не будет счастливее меня! Мне не один раз предлагали перейти в Императорскую гвардию, но, как назло, обстоятельства складывались наоборот, и назначение мое откладывалось раз от разу. И вот, наконец, настал момент, который не может обрадовать меня больше, чем эта новость. Отныне я могу рассчитывать на скорое продвижение по службе…, я имею честь быть причисленным к гвардии Наполеона! Виват! Чувства переполняют меня, и радость моя была бесконечна» – из письма французского офицера Пьера ДеКольте к своей незабвенной супруге Мери, урожденной ДеМонусскрипт, матери троих детей и прилежной католичке. Она молилась за своего мужа, ушедшего в дальний поход, в чужую неизведанную страну, которой необходимо просвещение от темноты рабства, где правят дикари дикими законами, пытками и насилием. Новые законы просвещенной монархии покроют своими ангельскими крылами эти жуткие равнины и взлетят на самые непостижимые горные высоты. «Империя Великого Наполеона будет простираться от края до края, а мой Пьер участвует в этом великом походе на варваров и вернется победоносным шагом, неся в своей когорте честь и хвалу избранникам народа, достаток и смирение всем жителям просвещенных земель. Мы будем жить долго и счастливо, обладая многочисленными поместьями в новых землях, и благоустраивая их сообразно современным понятиям земледелия и агротехники».