Камуфляжник тоже принял, смачно отправил в рот желток глазуньи и, захрумкав пучок зелени со свежими перьями зеленого лучка, плеснул соседу из своего графинчика.
Выпили.
– Венилин, или просто Веня, – представился один.
– Штейнц, или просто Поручик, – ответил другой, не сводя пристального взгляда с лица соседа, – ты лопай пельмени, лопай, а то избаловался там, за письменным столом с прислугой. Ты ничего не говори. Давай еще по маленькой и слушай. Ты в полном здравии и рассудке. Все эти манускрипты – чушь собачья, в том смысле, что они не чушь, а просто никто не поверит всему этому. Вот тебе диктофон. Я скажу, что надо, а потом исчезну. Вернусь туда обратно. Не могу я здесь больше находиться.
Крутанулся камуфляжник на своем стуле. Смотрит Венечка, перед ним сидит гренадер или гусар, драгун или кто его знает, как их там различать, только при полной выкладке, уж никак не поручик, а как минимум генерал, только лицо молодое совсем, мундир весь орденами обвешан и одной руки нет.
– Мы тогда, в наполеоновскую кампанию, быстро по службе продвигались, – говорит генерал, – на войне, как на войне. Никто ее Отечественной не называл, это вы потом придумали, хотя название правильное, соответствует настроению определенных кругов нашего общества. Про то, что она, война, то есть, народная была – это все надуманное название. Во все времена исход всех боевых действий решала армия и ее командиры. Тогда у нас было и то, и другое. Не буду вдаваться в подробности смут и бунтов. Мое дело рассказать о главном сражении после Бородина.
Генерал сжал салфетки своим единственным кулаком и утер тыльной стороной ладони бусины пота, выступившие на лбу вокруг кривого сабельного шрама.
– Все наше войско представляло собой длинную кишку ползущего червя, который пытался скрыться от медведки, которая в любой момент могла ухватить за хвост и заглотить все целиком или по частям, но полностью.
Чтобы обломать челюсти этому насекомому, был придуман маленький агрономический фокус. Приняв на себя всю ответственность, и по воле Божией, будучи царем православным, государь наш Александр повелел быть в ответе за сохранение нашего отступающего войска генералу от инфантерии, бывшему Киевскому губернатору Михаилу Андреевичу Милорадовичу.
Венечка ущипнул себя за коленку и зубочистку воткнул в бедро – мышечные ткани отозвались чувством боли, а головной мозг продолжал возражать импульсами разума, привыкшего к определенной системе обитания.
– Не беспокойся, – сказал генерал, – просто ты в данный момент можешь меня видеть и слышать. Запомни и изложи, все, что тебе предлагается. Ничего больше не требуется. Слушай и излагай. Пытались тебе комфортные условия предложить, ты отказался. Зачем противостоял Буфету, почему чернильницу разлил? Графин с Флаконом, добрые ребята, тебя со всех сторон оберегали. Все содержимое Буфета за тебя хрустальный звон декламировало. Свободы вам подавай, независимости! От чего освободиться собираетесь? От тарелочек гербовых к одноразовой паскуде стремитесь с заморочками сосисек в тесте. Искусственную котлету между двух слоев вранья вам подавай. Хотя бы немного отведайте наших пирогов с русской начинкой, не сбивая вкус чужеземным прикусом.
Орловский дворянин Алексей Петрович Ермолов, будучи одним из генералов при штабе Кутузова во время Бородинского сражения в критический момент после полудня был направлен Светлейшим на левый фланг для организации обороны батареи Раевского, которая была захвачена отрядами французов. Ермолов взял батальон Уфимской пехоты и лично повел его в атаку, выполнив тем самым приказ "привести в надлежащее устройство" артиллерию 2-й армии. В течении трех часов тридцатипятилетний генерал руководил действиями батареи, пока не получил ранение картечью в шею. Контратака Алексея Ермолова изображена хромолитографией Александра Сафонова через сто с лишним лет и представляет собой цинковое полотно, где офицер, подняв на дыбы своего коня среди бегущих за ним пехотинцев, указывает шпагой направление удара, чтобы выбить врага с захваченных редутов. Слева от него – ловит грудью французскую пулю солдат, и еще живой унтер с обнаженной саблей медленно движется навстречу неминуемой гибели, его рука, сжимающая эфес, пока еще опущена и ждет момента, чтобы подняться и ухнуть силой отточенной стали именно в тот момент, когда будет надо рубить все то, что встанет на пути его взора, затуманенного потом, кровью и жаждой смерти, которую он утолит через несколько мгновений, испив без остатка весь кубок своего предназначения. За ними зеленые мундиры с примкнутыми штыками и знамя Уфимского батальона Шестого корпуса. Через 20 минут, ровно столько понадобилось времени для проведения маневра, почти все они полягут в своих белых штанах в этой подсохшей глине размываемой кровавыми ручьями, будут корчиться и стонать до последнего момента. У кого этот момент произошел сразу, тому повезло, поэтому и бегут открыто. Многим придется страдать на солнцепеке в окружении стаи слепней и прочих кровососущих насекомых. Не верьте той романтике, когда, устремив взгляд в голубое небо, ты размышляешь о вечности. Тебя заживо начинают жрать. Ты лежишь в подсыхающей луже и завидуешь тем, кто уже вознесся в открытое пространство звездного неба, оставив на земле куски своего тела.