– Ага, – пришел в себя Венечка, – со всех времен идут по блату и, не стесняясь, говорят об этом.
– О чем говорят? – открылась Тетрадь для правописания.
Чернильница вздыбилась и опрокинула содержимое.
Подлетела промокашка и набросилась грудью на несмываемое пятно.
Пятно проникло в грудь промокашки, после чего к ней стали обращаться по отчеству, а отчества у нее никогда не было, поэтому началась путаница в словах и появились путаны во всех областях, где отчество не предполагается, а имя, вообще, не имеет значения.
У меня есть имя, – возопил Венечка, – я не виноват, что меня назвали Венилином, в честь виниловых пластинок, от которых тащился мой хиппарь папаша по имени Владлен, названный моим дедом в честь Владимира Ленина. Моя прабабушка Марфа, по рассказам деда, всю жизнь металась между дубовым столом своего родового имения, керосинками коммунальной кухни и нескончаемым пометом антагонизмов, летевших из инкубаторных репродукторов светлого будущего на разгромленные поля буржуазного прошлого.
Утро у села Крымское, или Большие Татарки, было серым. Поручик Штейнц открыл свой офицерский планшет, озаглавленный 1812 -м годом, и чиркнул пару строк, обозначив привязку к местности.
«Осень пришла ранняя», – подумалось ему, – «ничего не видно из-за тумана, но нам это на руку».
– Хорошо бы туман продержался подольше, – перекрестился генерал Милорадович, опустился на колени и приник лбом к земле, произнося слова молитвы, – Господи, прости им все согрешения вольные и невольные, совершенные ими пред Тобою. Господи, настави их на истинный путь Твоих заповедей, и разум просвети светом Христовым во спасение души и исцеление тела. Господи, благослови их службу в армии, на суше, воздухе и в море, в пути, летании и плавании и на каждом месте Твоего владычества. Господи, сохрани их силою Честного и Животворящего Креста Твоего под кровом Твоим святым от летящей пули, стрелы, меча, огня, от смертоносной раны, водного потопления и напрасной смерти.
Поднялся генерал с колен, утер лицо, росой умытое. В это время ветерок подошел и открыл главу змеиного войска, наползавшего с чувством полного превосходства на территорию покоренного государства российского. За плечами монстра вздымались крылья бородинской славы, а впереди заманчиво сверкало золото куполов медвежьего угла царства Московского.
Во главе французской колонны, восседая на арабском скакуне, шел сам предводитель армии. В окуляр подзорной трубы Милорадович прекрасно видел ослепительно белый мундир маршала Иоахима. Его итальянские кудри развивались по ходу движения, а непокрытая голова Мюрата привела нашего генерала в состояние бешенства. Это чувство приходило к нему крайне редко и мешало быть адекватным в своих поступках. Он терял контроль над своими действиями, что впоследствии слагалось в легенды о его неуязвимости.
Поручик Штейнц не слышал команды идти в ату. Он не видел посеревшего лица своего генерала, он не мог видеть его перекошенного рта и разбитой подзорной трубы.
Атака началась не так, как планировалось. Вернее, планировалось никак. Все было состряпано на эффекте бабочки под чувством ветерка, когда стальной ураган снес половину авангарда французской армии.
Французская кавалерия была атакована 1-м резервным кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Уварова и после небольшого боя отступила.
Удар французов принял на себя 4-й егерский полк и егерская бригада полковника Потемкина (30-й и 48-й егерские полки). Милорадович усилил их вначале 33-м егерским полком, а затем из-за реки Польга были придвинуты Софийский и Либавский пехотные полки, составившие третью линию.
«Не удар француза мы приняли, а предприняли неожиданный маневр остатками боеспособных частей и отрядов российской армии, чтобы спасти от уничтожения обоз великого воинства, сливающего остатки своей былой мощи за пределы стольного града», – так подумал Венечка, прикрывая свою левую щеку.
Пока происходили стычки и схватки наших казаков и кавалерийских полков с французской кавалерией, главные силы арьергарда генерала Милорадовича (пехота и пешая артиллерия) дошли до села Крымское (или село Татарка), в четырех верстах от села Крутицы, и расположились на позиции. Одновременно Бутырский и Томский пехотные полки перешли также реку Польгу и составили частный резерв центра нашей позиции. Атаки французского авангарда были отбиты, и противник был опрокинут обратно в кусты.
– Не отбиты, а порублены в капусту и насажены на шампуры наших штыков, или порезаны тем, что под руку придется. Потому как артиллерия осталась на поле Бородинском, и вывести оттуда весь предметный чугун не представлялось возможным, – предоставил Венечка свою правую половину лица.