Сожрав сразу двоих, чудовище растворилось во мгле. Оставшиеся в живых враги втолкнули меня в избушку и заперли дверь. Они тихо переговаривались, а я внезапно осознал, что беседуют те на русском. Как и Нике, мне удалось быстро освоиться со странным произношением, и я понял, что недруги намерены отвезти меня в столицу, чтобы продать, как гладиатора.
Услышав это, я почувствовал, что во мне нарастает ярость. Кто дал этим людям право распоряжаться моей судьбой? Как они посмели посягнуть на жизни тех, кто не сделал им ничего дурного? И мне расхотелось умирать, по крайней мере, на некоторое время.
- Слава Богу! - выдохнула внимательно слушавшая Ника. - Я боялась, что ты спровоцируешь их на убийство.
- Я собирался это сделать, но, когда узнал, что меня ждёт, пришёл в бешенство. В таком состоянии я пребывал все последующие дни, это и не позволило мне сдаться.
Слушатели зааплодировали, а Дмитрий покраснел.
- Настоящий воин! - с уважением произнёс Кирос.
Мужчина посмотрел на подростка.
- А ты знаешь, что на самом деле тебя зовут Кирилл? - поинтересовался он. - Языку будущего свойственны сокращения, вспомните Сан-Питро, но слова обозначают то же, что и теперь.
Мальчик несколько раз повторил новое имя.
- А мне нравится, - сказал он. - Кирилл.... Это звучит красиво.
- Дима, ты ещё и лингвист[6]? - удивился Комаров.
Дмитрий засмеялся:
- Нет. Но в промежутках между драками и пытками у меня оставалось время на размышления.
- Всё это очень интересно, - задумчиво сказал Гергени. - А вы сумеете составить словарь или разговорник?
- Зачем? - опешила Ника.
- Изменение языка может представлять интерес для учёных. Возможно, даже если трагедии не случится, когда-нибудь мы станем говорить именно так.
- Вряд ли, - покачал головой психиатр, - речь того времени была крайне бедной. Это показатель деградации общества.
- Но ведь Кирос... - начал Рош.
- Кирилл прочёл много книг, - перебил Дмитрий, - и язык у него богатый. А большинство из тех, с кем мы встречались, не умели ни писать, ни читать, ни... говорить.
- Ты считаешь, что Гудрис специально оглуплял жителей своего государства? - поинтересовалась Юля.
- Которое даже государством нельзя назвать... Нет, не думаю. Случившееся с Землёй, вынудило людей заботиться о выживании, а не об образовании.
- Хм...
Юля ненадолго задумалась, а потом попросила:
- Ты отвлёкся, Дима. Продолжай, пожалуйста.
- Но я пятый день не появляюсь на работе...
- Ничего, - прервал Гергени, - это мы уладим. Ты же знаешь, нам многое подвластно.
- Хорошо.
И Дмитрий вновь заговорил о том, что произошло...
на развалинах цивилизации.
Утром мы спустились с дерева и меня посадили на лошадь одного из погибших, связав руки за спиной. Вы даже не представляете, как мучительно скакать верхом, не имея возможности ни за что ухватиться. Все силы приходится тратить на то, чтобы не потерять равновесие и не сверзнуться на землю.
На моё счастье ехали мы не слишком быстро, и я сумел незаметно избавиться от пут. Схватив поводья и пустив коня галопом, я оставил похитителей позади. Казалось, мне удалось оторваться, но вдруг прямо передо мной открылась огромная пасть. Не знаю, где находилось туловище, а я увидел только острые зубы, усеивающие рот неизвестной твари. Скакун встал на дыбы, и я вылетел из седла. Это меня спасло. Не обратив внимания на комок моего тела, катившийся по жухлой траве, ротище заглотал коня целиком.
Преследователи, развернувшись, пустились наутёк, Но отказываться от добычи они, похоже, не собирались и, остановившись неподалёку, ждали, чем всё закончится. И едва лишь чудище исчезло под землёй, во весь опор понеслись ко мне. Бежать я не пытался, понимая, что это бесполезно, но когда один из патрульных взмахнул плетью, чтобы нанести удар, сдёрнул его с лошади и вскочил в седло.
Однако судьба, по-видимому, решила, что мой статус пленника для неё важнее. Проскакав с полкилометра, я почувствовал сильнейшую дурноту, головокружение и, с минуту поборовшись, потерял сознание.
Очнулся я в клетке и, осмотрев узилище, понял, что отсюда мне не выбраться. Прочные металлические полосы переплетались, образуя сложный рисунок, и зазор между ними был настолько мал, что туда не прошла бы даже моя рука. Сев в угол на подстилку из соломы, я стал ждать.