— Ох, Чису! — хмыкнул Наставник. — Как можно быть таким тупым! Он ведь поносил веру, Ику?
— Страшно было слушать, — прошептал Ику дрогнувшим голосом.
— Смерть богоотступнику, — сказал Ному еле слышно. — Верно?
Чису, кажется, вскрикнул или ахнул. Ику горячо зашептал:
— Пусть подумают, что это чангранские псы его убили, да, Наставник? Или — наши? Бунт, да?
— Бунт, — подтвердил Ному тихо и злорадно. — Ты, Чису, сейчас возьмёшь, — и золото звякнуло, — выйдешь через тот ход, выведешь лошадь и напрямик отправишься в Чангран. В Святой Совет. Вот, смотри, вот что передашь… стой, дописать пару строк… самому Гобну передашь, с земным поклоном. Пусть предупредит Льва Львов — на границе измена зреет.
— Нет, нет, — Кору отметила, как заметались огоньки светилен — головой Чису мотал, что ли? Или махал руками? — Нельзя же о нашем Львёнке…
— Ему будет уже всё равно, — бросил Ному. — А его развратное отродье научится, как говорить, что я, мол, его душу к балахону пришиваю. Дерзит мне, всё время дерзит… я с ним сквитаюсь… когда его обрежут, я полюбуюсь, как эта тварь будет ломаться! Львята слугам Творца на голову сели, возомнили о себе… напомним!
— Мингу? — спросил Чису.
— Правильно! — воскликнул Ику неожиданно радостно. — Будет знать, как называть меня половиной женщины! Он-то станет целой женщиной, вот будет потеха!
— Раз вы говорите… — пробормотал Чису обречённо.
— Иди-иди, — сказал Ному. — Возьми письмо. И не раздумывай мне тут, не сомневайся, а то так и будешь масла в светильни подливать всю жизнь.
— А богоотступник? — спросил Ику, и Кору почувствовала, как у него перехватывает дыхание от страха, радости и азарта одновременно. — И потом — девок и язычников, да? Этого демона, который с вами спорил? Распять на воротах, да?
— Успеем, Ику, — сказал Наставник. Он успокоился, и его голос звучал привычно повелительно. — Наш сперва должен заснуть. Посиди со мной, я скажу тебе, что делать… Ты ещё здесь, Чису?!
— Ох, да, — отозвался Чису сокрушённо.
— Иди, дурак! Возьми лошадь, в конюшне скажешь, что я тебя к деревенскому Наставнику послал, за маслом шиур. Иди!
Чису вздохнул, потоптался на месте и побрёл к коридору для служек. Он прошёл мимо Кору, чуть не задев ногой её ногу, вздыхая и чуть не всхлипывая. Ному и Ику принялись гасить светильни, с каждым погашенным огнём в храме становилось всё темнее — и в темноте Кору скользнула за Чису — след в след.
Чису вышел во двор, перешагнув руку спящего волчонка: волчонок уже не сидел, а полулежал, удобно устроившись на ступеньках. Чису нагнулся поглядеть ближе, поднял флягу, потряс, убеждаясь, что она не досуха пуста, отвернул крышку и допил пару глотков. Луна светила, как жёлтый кшинасский фонарик, двор был озарён ярко — и Кору спокойно наблюдала за Чису, сжимая в руке нож.
То ли перерезать горло, то ли…
Чису всхлипнул и вытер нос рукавом — Кору приняла решение.
— Служка, — сказала она, подойдя сзади, тихо. — Посмотри на меня.
Чису повернулся медленно. У него была простоватая, усталая и потерянная физиономия, круглые глаза и клок волос, низко свисающий на лоб. Встретив мрачный взгляд Кору, Чису явно увидел в ней не женщину или рабыню, а разгневанного волка — он смутился до слёз, зашарил глазами по земле, схватился руками за подол балахона, пробормотал куда-то в сторону:
— Прохладно как-то стало, да? Ночь совсем свежая будет…
— Тебе не больно, Чису? — спросила Кору, чувствуя брезгливую жалость. — Скажи честно.
Служка покосился на неё, пожал плечами, развёл руки:
— Что ты спрашиваешь?
— Предавать больно, я слыхала, — сказала Кору холодно.
И тут Чису, наконец, не выдержал и разрыдался. Его трясло ужаса и раскаяния, он кусал пальцы, вытирал лицо рукавами балахона, подвывал — и никак не мог взять себя в руки.
— Убьёшь меня, да? — с трудом выговорил между всхлипами. — Убьёшь?
— Тебе рано умирать, — отрезала Кору. — Ты пойдёшь со мной и всё расскажешь. Всем, кому велю.
— Так меня и зарежут! Твои друзья, твои хозяева…
— Не ори. Просто — иди за мной. Пока тебя резать не за что.
Чису шмыгнул носом, вытер и его рукавом и поплёлся за Кору. Разговаривать с «нашими» Львятами.
Запись № 143-02;
Нги-Унг-Лян, Лянчин, местечко Радзок, усадьба Львёнка Хотуру ад Гариса
Ри-Ё пытается втолковать бестелесному рабу, что нам нужна подушка. Раб, забитое тощее существо, похожее на в одночасье состарившегося подростка, то ли не понимает, то ли не может её предоставить — он только пожимает плечами и мотает головой. Тогда Ри-Ё сворачивает свой плащ.