Щёку Наставника сводит судорога.
— Не сможешь сделать вид, что не видал? — спрашивает он загадочно бешеным шёпотом. — Девка при всех, сама!
Хотуру медленно подходит к Мингу и девочке и гладит девочку по голове. Она поднимает глаза, её лицо делается благоговейно-испуганным, а Хотуру гладит, гладит, перебирает крутые кудряшки — и волки завороженно смотрят на это действо.
— Да, — роняет Хотуру тяжело. — Не смогу сделать вид, что не знаю. Она сама хочет родить мне внука. Сама заботится, чтобы внук выжил… и у сына спина прикрыта… волчица, волчица, — и, так и не отнимая руки от кудрей Лекну, поворачивается к Анну. — Прости меня, Львёнок Львёнка. Чуть я не сдурил, как никогда… верно говорят: нет дурака хуже, чем старый дурак. Я понял, к чему ты клонишь. Я с тобой.
— Вот! — Наставник устремляет на Хотуру указующую длань. — Вот! Это оттого, что ради грязных забав, плотских, похабных забав, я хочу сказать — ты кого угодно готов предать! Сына хочешь видеть в обнимку с подлой девкой?!
— Которая спасла ему жизнь и родит детей, — Хотуру приподнимает голову Лекну за подбородок. — Ты её на службу хотел взять? — говорит он Мингу. — Возьми. Волков не метят. С волками едят за одним столом. Точка. Ты, Ному, отдай волку оружие-то, не держи. Не смеешь ты боевое оружие, да ещё и в крови, в руках держать, Творец покарает. Отдай ей.
Ар-Нель подходит, как осторожный кот, и протягивает руку. Наставник секунду явно борется с желанием ударить его этим самым мечом — но, очевидно, понимает, что такое дело никак не выгорит. Меч протягивают с видом «на, подавись!» — и Ар-Нель принимает его благоговейно. И так же благоговейно девочка берёт оружие из Ар-Нелевых рук, по-северному целует «разум стали», тут же начинает оттирать кровь рукавом.
— Вот так — правильно, — говорит Хотуру. — Оружие должно быть в правильных руках. Правда, Ному?
— Твой сын волка тискал, так выходит?! — в голосе Наставника слышится некоторая даже радость. — Бывшего брата — что он с ним делал?!
— Не с ним, — брезгливо поправляет Анну. — С ней. А такие, как ты, в любом честном движении видят порок.
— Чису, — окликает Хотуру, — расскажи-ка мне всё с самого начала. Только откровенно.
— Он не сможет не откровенно, Львёнок, — говорит Кору. — Я слышала. Прости, Львёнок, я всё слышала. Случайно. И как ты говорил с Наставником, и как он потом науськивал на тебя и Мингу своих служек.
— Ты тоже перестраховывалась? — спрашивает Хотуру и чуть улыбается.
— Я тоже женщина, — говорит Кору. — Я защищаю, я берегу. Знаешь, как жизни друзей делаются важны после метаморфозы?
Чису пытается деликатно улизнуть в толпу, но волки выталкивают его на середину круга. Кто-то приносит новые факелы.
— Говори, служка, — приказывает Хотуру. — Мы ещё не приняли решения.
Чису вздыхает и рассказывает всё.
Он говорит ужасно долго, всхлипывая и запинаясь. Начинает с того, что Ику ненавидел Мингу ещё с тех времён, когда Наставник Ному взял Ику на службу, но не смел, разумеется, это показывать, только доносил Ному обо всём, что хоть чуть-чуть предосудительно выглядело.
Ясное дело. Мингу здоров, силён, хорош собой — а Ику, надо думать, это постоянно напоминало о собственной ущербности. К тому же Мингу называл Ику «полуженщиной» — после какой-то неприятной истории. Нельзя же такое простить…
А что Святой Совет главнее и сильнее Прайда — это очевидно, говорит Чису, терзая потными пальцами подол балахона. Это ведь Святой Совет предоставляет Льву Львов бесплотных стражей, воинов, которых вообще нельзя победить, подкупить или разжалобить. Волки против бесплотных стражей не тянут, это тоже все говорят. И вообще — Наставники и служители Творца подчиняются не Прайду, а Святому Совету. Да что там — сам Лев Львов подчиняется Святому Совету, потому что Святой Совет выражает волю небес…
Луна ложится на кровлю храма, позолотив бурую черепицу, тени темнеют, воздух наливается густой синевой и ночным холодом, а Чису всё говорит. Юные волчата даже устали слушать, кое-кто даже присел на корточки или на край помоста — но внимание Львят не ослабевает: Чису рассказывает о разговоре в храме — и о том, что Ному приказал ему лично.
И, не смея глядеть Хотуру в глаза, еле выжимает из себя «богоотступника», «смутьяна» и «предателя». И тут же добавляет, что уж он-то лично никогда так не считал. Просто — над ним Святой Совет, а не Прайд. Он, Чису, человек подневольный, божий слуга…
Ному сидит на ступенях у входа в донжон, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Никто не пытается его поднять. Волки Хотуру стоят справа и слева от него, как конвоиры в зале суда.