Наших лошадей чистят до солнечного блеска и кормят до отвала. Некоторых перековывают. Элсу улыбается, тихонько говорит: «Щедрость несказанная… как в старые времена, когда люди были братьями не только по имени», — а Ар-Нель задумчиво замечает: «Надежда — великая вещь».
Да, Хотуру смотрит на наших Львят печально и с надеждой.
— Всё должно быть очень хорошо, — говорит он. Вероятно, имеет в виду, что вся жизнь теперь будет похожа на вчерашний вечер: или праздник, или абсолютная искренность, срывание покровов и восстановление справедливости.
— Всё будет, как в старые времена, — откликается Анну. — Даже лучше.
И нам открывают ворота. Нас провожают, как настоящих братьев — как друзей, по крайней мере — и девочки часто оглядываются.
А в деревне, которую мы проезжаем, нас ждёт сюрприз.
У колодца, под цветущим деревом т-чень, нас встречает группа подростков. И они вовсе не кидаются врассыпную при виде отряда — правда, позы такие, что понятно: готовы удрать в любую минуту. Ар-Нель улыбается им и приветственно машет рукой; двое мальчишек переглядываются — и вдруг подбегают к нам, к его лошади, идущей шагом, и сдёргивают платки с голов.
Та самая парочка, которую Ар-Нель упросил отпустить домой. Ар-Нель придерживает коня — и шустрый парнишка, который говорил Хотуру всякие лестные вещи, наконец, говорит то, что хочет — и тому, кому хочет:
— Слушай, Львёнок с севера — ты ведь Львёнок, да? — ты хороший, храни тебя Творец, тебя мой отец благословил. Я так и думал, вы сейчас — на Чойгурский тракт ведь? Я хотел тебе отдать, — и суёт в руку Ар-Нелю какую-то маленькую вещицу. — Это тебя спасёт от любого зла, от любой беды — ты только не бросай и не теряй…
Анну нагибается с седла посмотреть, северяне подъезжают поближе — Ар-Нель разжимает ладонь. Вещица — два почерневших серебряных скорпиона, кованных тонко и точно. Широкая цепочка соединяет скорпионов головками — между клешней. Скорпионы здорово похожи на земных — а если сделать скидку на стилизацию изображения, то вообще вылитые, только лапок у них по шесть, а не по восемь.
Даритель заглядывает Ар-Нелю в лицо:
— Ты ведь не выбросишь, нет? Ты ведь не настолько язычник, правда, северный Львёнок?
Ар-Нель серьёзно качает головой.
— Что ты, как я могу выбросить подарок от чистого сердца… А не объяснишь ли ты, дорогой мой, что означает эта вещь? Всё же я пока чужой здесь…
Мальчик воодушевлённо рассказывает, расширив глаза:
— Когда злодей Лонни-Гдо приказал своим солдатам бросить Первого Пророка, Сунну, в кипящий источник за справедливые слова, Творец послал двух скорпионов — один гада в правую руку ужалил, а второй — в рот. И все поняли…
— Это — Божья Стража, Ар-Нель, — говорит Анну. — Небесные Стрелы. Своих даришь? — спрашивает он у мальчика. — Не боишься без защитников остаться?
— А как же он — без защитников? — говорит мальчик. — Он же — смотри, он говорил, как святой…
— Ты ошибаешься, друг мой, — говорит Ар-Нель с еле заметной улыбкой. — Я, конечно, не свят, мне всего лишь иногда нестерпимо хочется говорить справедливые слова — в память о Первом Пророке.
— Северянин, — говорит второй парень, видимо, более спокойный и флегматичный по натуре, — ты ведь не можешь взять нас с собой сражаться за справедливость?
— Нет, — говорит Ар-Нель. — Просто потому, что у вас нет лошадей. Вы не сумеете следовать за отрядом пешком. Мне жаль.
— Тогда возьми, — говорит второй, протягивая книгу, завёрнутую в синий платок. — Пожалуйста. Это — Книга Пути. Тебе хотела передать моя… — и я слышу от лянчинца слово, которого якобы не употребляют в Лянчине: «мать». Даже не удивляюсь — после ночи в доме Хотуру был морально готов к такому повороту. Это именно Львята не знают слов «мать» и «сестра», не лянчинцы вообще. — У неё болело в груди из-за меня… из-за нас с Хоглу… а из-за тебя прошло.
Ар-Нель принимает книгу, говорит:
— Передай своей матери мою благодарность — я давно хотел прочесть это. Мне очень жаль, мой дорогой, что ты и твой возлюбленный не можете следовать за нами. Я вижу: вы — честные и смелые люди. Я надеюсь, мы ещё увидимся.
А деревня тем временем меняется на глазах. Я наблюдаю, как открываются ворота и калитки, как на улице появляются и взрослые, и дети. Вижу подростков, скинувших платки с лиц, детей, которые потрясённо разглядывают наш отряд из зарослей цветущего кустарника, из-за приоткрытых дверей и из-за спин старших братьев — всё-таки не смея выйти открыто. Плебеи улыбаются нашим девочкам — несмело и напряжённо, но улыбаются.