Вот северяне — тоже язычники и тоже позволяют поединки, но не доходят же до такого изуверства… Будь Хенту Львом, он объявил бы войну Крияна, а не Кши-На, а победив богоотступников, запретил бы навсегда кровавые жертвоприношения. Нечего, потому что…
— Хенту, неужели это ты, брат?! — вдруг окликнул знакомый голос и вывел из задумчивости.
Хенту поднял глаза и увидел Винору, сотника Анну, старого товарища, с которым надеялся выпить вина, приехав в Данхорет.
— А! — закричал он весело. — Пялишься на обряды демонопоклонников, старый греховодник?!
Вид у Винору, впрочем, оказался не таким радостным, как Хенту ожидал. Лицо у старого вояки казалось осунувшимся и усталым, под глазами — синяки, а между бровей — глубокая складка. Он схватил Хенту за локоть и потащил с площади; верблюд покорно брёл следом.
— Послушай, брат, — сказал Винору, останавливаясь в узеньком грязном проулке, где не было никого, кроме облезлой баски, вычищающейся у подворотни, — уезжай из города.
— Что ты, брат, — удивился Хенту. — Я ведь только что приехал… Поговорить надо, брат.
— Надо, верно, — сказал Винору, нервно озираясь. — Слушай, брат. Ты ведь от… от нашего Анну, от Анну-Львёнка?
— От него, конечно, — улыбаясь, ответил Хенту, стирая с губ сладкие крошки. — Он послал меня сюда, поговорить с Налису, да и с тобой тоже. О деле.
— С Налису… — Винору покачал головой. — Налису — мёртвый.
Хенту отшатнулся. Адъютант Анну, боевой друг Хенту, был не намного старше его самого.
— Творец-Отец… войны-то нет… Он что, болел? Или убили… Жалость какая…
— Ох, нет, — Винору понизил голос. — Его голова… на лагерной ограде.
— Вот этого уж быть не может, — прошептал Хенту потрясённо. — Налису был из верных верный.
— Именно, — прошептал Винору совсем еле слышно. — Верный. Анну-Львёнку. А его теперь называют изменником. Нуллу приехал, Нуллу-Львёнок, Третий Львёнок Льва. Позавчера. Псы из его свиты убили Налису, а сам он теперь ищет измену. Анну-Львёнка Лев Львов приговорил к смерти вместе со всей его свитой. Я вот брожу по городу и думаю, вернуться мне в лагерь или лучше податься в пески, к дикарям — Тенгу-то убили и Чируту убили, только за то, что Анну-Львёнок их отмечал и за то, что они Налису были друзьями. А я — его сотник, а ты — его сотник, да ещё и был в его свите. Быть нашим головам на пиках, Хенту, как Творец свят. Говорят, он Львят Льва убил, а Льва Львов северянам продал.
— По крайней мере, наполовину враки, — сказал Хенту, еле проглотив колючий комок в горле. — А вообще — просто враньё и всё. Я Львят Льва только вот пять дней назад видел. Да и как Анну-Львёнку их убивать, если они — его братья? Подумай.
Винору погладил рукой рубаху у сердца.
— Прости мне Творец такие слова, брат, но Львята, хоть они и братья, друг друга… не говоря вслух… ну, ты понял меня.
— Мне-то ты веришь, брат? — Хенту обнял Винору за плечо, подтащил к себе, сказал в самое ухо. — Пятый Львёнок и Анну-Львёнок — как родные братья, а не как братья Прайда… теперь-то я всё понимаю. Я теперь точно понимаю, к чему всё клонилось. Война же с севером грядёт, так?
— Так, — кивнул Винору. — Завтра армия выступает в Чангран, а оттуда — на север.
— Лев Львов приказал Пятому убить Маленького, — прошептал Хенту, касаясь уха Винору губами. — А свалить на кшинассцев. Чтобы был повод для драки. Только Пятый брата убить не посмел, а Анну наладил с кшинассцами дела. Во дворце Прайда точно измена, только изменник — не Анну.
— Зарапортовался ты, брат, — Винору глянул с ужасом. — Хочешь сказать, сам…
Хенту, ощутив приступ безумной отваги, кивнул.
— Сам. И даже… Святейший Наимудрейший. Ты послушай. Кшинассцы Анну вернули наших пленных.
Губы Винору посерели.
— Женщин?!
Хенту кивнул.
— Что с ними надо сделать, по-твоему, а, брат?
— Анну бы не казнил, — Винору отвёл взгляд.
— Анну принял у них присягу, — сказал Хенту. — Они теперь — волчицы, сёстры. Анну при всех поклялся, что никого и никогда не бросит, если тот не трус и не предатель… стой, слушай ещё. Пятый рубился с северянином по языческим законам, победил и взял женщину. Не ставя клейм, не закрыв лица. И ест с ней за одним столом. А Маленький… он постель делит с той, кто его ординарцем была. Ты слушай, слушай. Маленького же резать хотели, язычники-то — она не дала, так они… Маленький так и сказал: она — половина его сердца, кто скажет, что рабыня, того он сам убьёт…
— Даже не знаю…
— Чего ты не знаешь? На всё — воля Отца Небесного. У тебя лошадь споткнулась, ты головой о камень долбанулся, приходишь в себя — связанный, не мужчина. Что, ты от этого волком перестанешь быть? Правоверным перестанешь быть, а, брат? А ведь деваться тебе некуда: домой сбежишь — дома башку на пику. Или ещё хуже — рабыня Прайда, всю душу заплюют. А за что?