— В чем же?
— А в том, что Исаак Кац — твой приемный отец. Ты вообще что самое раннее помнишь?
— Самое раннее?..
— Да. Ты себя, скажем, четырехлетнего помнишь?
— Нет…
— Вот видишь? Человек должен себя в четыре года помнить, а ты не помнишь. Значит, есть на то причины. А пятилетнего себя помнишь?
— Пожалуй… Но не себя помню, а деда. Глядя на деда, я впервые захотел знать иностранные языки.
— Как так?
— Дед молился на древнееврейском… У него был полосатый талес… Это такой молитвенный платок…
— Я знаю, что такое талес.
— Так вот, на дедушке талес, и он говорит на непонятном никому языке… Мне было так интересно, что даже в животе сделалось холодно. Я потом деда спрашивал, он учил.
— Но древнееврейского все-таки ты толком не знаешь?
— Несколько десятков слов, понимаю молитвы.
— Еще что помнишь?
— Из пяти лет? Как собираем грибы… Дед палкой отодвигает траву, а я рву и складываю грибы в корзинку.
— Крым помнишь?
— Нет, Крым не помню… Разве море… Море немного я помню. Я там купался — потому, наверное, запомнил.
— Помнишь, как сидел в море?
— Ну да… Вокруг оно колыхается… поднимается — и сразу вниз… я его ладошкой мерить пытался…
— А кто тебя ждал на берегу?
— Не помню… Я помню только море.
— А отца в Крыму — помнишь?
— Отца не помню.
— А не можешь ты помнить отца в Крыму, — веско сообщил ему «Васильев». — Хорошо, что не врешь.
— Почему не могу?
— А потому, — так же веско произнес в этом месте Васильев, — что с этим человеком, со своим будущим отцом, ты и познакомился в Крыму… Но вы сразу оттуда уехали. Вспомни, когда ты первый раз увидел отца. Это было в Севастополе.
Петя напряг память… Что-то было в этой истории… Что-то важное, но очень страшное, очень… Такое страшное, такой жутью пахнувшее, что Петя даже благодарен был своему мозгу, не вспомнившему этого ужаса. Хотел вспомнить — но был рад, что забыл. Какой-то кошмар жил позади, и пусть бы он, как думал Петя, там бы навсегда и оставался.
Петя помотал головой с жалкой улыбкой. Если Васильев и был разочарован — он очень умело это скрыл.
— Знаешь, в чем преимущество органов? Есть такая английская поговорка: «Называть кошку кошкой». Не слыхал?
— Не-ет…
— А жаль, с этой поговоркой познакомиться тебе еще придется. Интеллигенция — она выдумывает и сама своих выдумок боится. Вроде пока о чем-то не скажешь — чего-то и не существует. Дикари вот боятся называть медведя: а то заговоришь про него, он и придет. А у нас бояться нельзя, у нас называют вещи своими именами. Например, что твой отец — вовсе и не отец.
— А кто мой отец?
— Пока ты знать этого не заслужил, — развел руками Васильев. — Дальше посмотрю на твое поведение, товарищ Кац.
Вошел парень в форме НКВД, вскинул ладонь под козырек.
— Вольно. Неси еду, парень, и шанцевый инструмент.
— Извините?..
— Ну, чем копают в тарелках? Вилки, ложки…
Тот же парень и еще один внесли подносы с едой, расставляли на столе судки, тарелки, от них сильно запахло по всей комнате. Петя невольно сглотнул слюну: время-то бежало к четырем пополудни. И это было не просто что-то, лишь бы что-нибудь перекусить, не обед из университетской столовой. Настоящий ресторанный обед с жирным наваристым борщом, толстым бифштексом в полтарелки, сыром, бужениной и оливками. Отдельно подали тарелку с фруктами. Петя первый раз в жизни видел такую сервировку. А парни расставили, будто все это обычное дело, откозыряли и пропали.
— Ты водку пьешь?
— Если немного.
— А много я тебе и не дам. Сегодня нам еще работать и работать, Петр.
Васильев ловко разлил водку по рюмкам.
— Ну, за встречу и за то, что ты ко мне попал.
Водка на голодный желудок сразу ударила в мозг.
Стали ватными ноги, появился легкий звон в ушах. Все предметы, и Васильев тоже, как бы отодвинулись и в то же время стали более объемными, красочными, интересными. Петя расчувствовался:
— Я еще за то хочу выпить, что вы мне верите.
А вот Васильев не расчувствовался:
— Ты больше сметаны в борщ клади, не экономь. Времени у нас мало, можно сказать, совсем нет. Так что ты лучше, пока кушаешь, расскажи мне, что ты знаешь про Шамбалу.
Петя чуть не подавился коркой:
— Про Шамбалу?!
— А чего ты так вскинулся? Выполняй приказ, излагай.
Не иначе, придала Пете храбрости водка…
— Товарищ Васильев! А почему вы приказываете? Я зачислен в ваш отряд?
Под острым взглядом быстрых смородиновых глазок Петя смешался, но все же закончил: