Лохматая туша лениво подтянулась на передних лапах - пришлось вцепиться в шерсть, чтоб не съехать назад, - потом рывком подняла круп. Асажж, на фут подлетевшая в воздух, взвизгнула, в арчемаках что-то задребезжало, и банта, испугавшись резких звуков, всхрапнула и затрусила по дюнам куда глаза глядят. Бен, свесившись на бок, повернулся к брякнувшей сумке и зашуровал там, как ни в чём не бывало.
Асажж, всё ещё цепляясь за шерсть обеими руками, возмутилась.
- Эй, ты собираешься рулить этой тварью? Она же сейчас учешет незнамо куда!
Дребезг наконец-то смолк, и банта успокоилась, перейдя на мерный, раскачивающийся шаг.
- Не учешет. Она знает, в какой стороне дом.
Асажж обернулась. Мос Айсли медленно удалялся, таял понизу в горячем мареве, превращаясь в зависший над горизонтом белёсый призрак. Никто, кроме них двоих, не покидал стен космопорта, никто не гнался за ними. Тишь, гладь и вечные пески.
Оби-Ван беспечно разлёгся на холке банты, словно на большом меховом диване, и пристально уставился на Асажж. Она сдвинула маску и тоже стала изучать его.
- Что ты делаешь здесь, Вентресс? - наконец спросил он.
Странным тоном спросил. Страшным. Он не угрожал, отнюдь. В глазах не было ни страха, ни гнева - того, чего не полагается джедаю, - только какая-то неживая безмятежность и усталость, бесконечная, бескрайняя, словно пустыня.
Эта пустыня может убить без лишних раздумий - просто потому что так надо.
Надо - кому?
- Вентресс мертва, Кеноби. Разве ты забыл это? И с каких пор ты боишься мёртвых?
- Я не боюсь. Мне не нравится, когда они начинают воскресать.
Что? Он действительно хотел бы, чтобы её плоть сгнила в топях Датомира, а кости смешались с костями погибших сестёр?
Асажж угрожающе подалась вперёд, упершись в спину банты костяшками пальцев.
- И ты решил исправить то, что тебе «не нравится»? Вывез меня в пустыню, чтобы я никому не смогла рассказать, как генерал Великой Армии Республики шкерится в захолустье, как ящерица под камнями?
Его безмятежность сменилась лёгкой досадой.
- Потише, родная. Мне приятно твоё общество, и я не желаю так быстро его лишаться. Дело в том, что прежде у тебя была дурная привычка таскать за собой хвост из неприятностей. Я пытаюсь понять, что изменилось за эти годы. Судя по суматохе на рынке - ничего.
- Я не напрашивалась к тебе в попутчики, - огрызнулась Асажж. - Если ты так боишься неприятностей, мог бы просто отказать мне. Мог вообще сделать вид, что тебе плевать на незнакомую бабу с другой планеты. К чему был этот нелепый фарс?
Он пожал плечами.
- Не мог же я бросить прекрасную женщину наедине с её бедой?
Асажж впилась пальцами в шерсть банты, еле сдерживая себя от того, чтобы вцепиться в ворот, а вероятнее - в шею этого вредного мужика. Банта недовольно дёрнула шкурой.
- Хватит придуриваться, Кеноби. Не то место, не то время и не те люди, чтоб играть в высшее общество.
Он нервно взъерошил волосы, наконец-то выпав из образа светского хлыща, чуть побитого молью.
- Просто скажи, зачем ты здесь.
- Я не имею дел с Империей, если ты это хотел услышать. Забыл, что я ещё во время войны стала костью в горле старого ситха? Я прилетела на Татуин по делу, которое никак... вообще никак не касается беглеца, как мхом заросшим паранойей и унынием. Я вообще думала, что тебя давно ликвидировали.
Лицо уже начало гореть - то ли от избытка солнечного света, то ли от злости, - и Асажж вновь закрыла его маской. Кеноби покосился на белёсое небо, накинул на голову капюшон бурой хламиды, скрыв лицо в тени, и запахнул полы поплотнее, словно он умудрился замёрзнуть посреди раскалённого Дюнного моря.
- Что ж, этот день принёс сюрпризы нам обоим. Больно признавать, но насчёт паранойи ты попала в яблочко.
Асажж не стала сообщать Оби-Вану, что для человека, которого желает сдать СИБу большая часть Галактики, его паранойя какая-то неправильная - словно не он сам прячется в этой жопе мира, а прячет нечто ценное.
Джедай. Нечто ценное.
Парадокс.
Они разбили лагерь у небольшой чёрной скалы, сломанной костью торчавшей из песков. С одной стороны от неё ветер надул гигантскую дюну, так что можно было вскарабкаться на вершину, не особо напрягаясь, а с другой - уронил один из составлявших скалу гранёных столбов, создав пещерку, почему-то напомнившую Асажж о Кристофсисе. Судя по толстому слою матовой копоти на стенах, местные использовали это место в качестве стойбища не одну сотню лет.
Кеноби, снимавший сбрую с банты, тоже бросил взгляд наверх, на острые зубцы каменной короны, но не сказал ни слова - только фыркнул в усы и слегка шлёпнул ладонью по боку зверюги. Освобождённая банта взбрыкнула задом и закозлила прочь, но далеко не ускакала - брякнулась на бок, дёрнула задними ногами и стала кататься на спине, извиваясь, словно червяк, и урча от удовольствия.