Все шло хорошо, пока я страховал Абдула Гхияза. Он спускался чрезвычайно осмотрительно; врожденное чувство подсказывало ему, как действовать в подобной обстановке, и он сразу приноровился к непривычному снаряжению. Затем настала моя очередь, и тут-то мне ударило в голову. Я дважды цеплялся кошками за штанины и, радостно фыркая, приземлялся на "пятую точку". Мое счастье, что оба раза это было на участках с глубоким и рыхлым снегом.В конце концов Абдул окликнул Хью. Тот немедленно остановился.
-- Он говорит, что ты нас угробишь! -- крикнул мне Хью.-- Одурел, что ли?
-- Самое опасное позади.
-- Начхал я на то, что -позади. Смотри под ноги.
Я угомонился.
Мы все заметно устали. Путь через ледник был подлинным испытанием. Очки запотели, и мы еле-еле шли. Поле зрения неуклонно сужалось, и под конец я видел только веревку между
мной и Абдулом и лед под ногами. Во льду попадались странные дыры, до полутора сантиметров в поперечнике и глубиной около двадцати сантиметров. Будто их провертели коловоротом. На дне углублений лежали земля или камешки. Ледник таял полным ходом, и под нами звонко пели .незримые ручьи. А когда-мы достигли кромки, то увидели могучий поток -- хоть мельницу ставь.
В половине второго мы пришли в лагерь. К этому времени приподнятое настроение начисто улетучилось, как сон, и теперь
мы замечали только недочеты места, избранного нами для "лагеря 1". Солнце стояло высоко, и кругом не было ни клочка тени. В палатке -- сущая баня. Она не была рассчитана на подобную погоду: ее конструировали для завершающего штурма. Палатка для марша, оснащенная всеми удобствами, о которых может только мечтать путешественник -- вентиляторы, сетки от мух, высокие стойки,-- не нашла себе применения. Нет, это была отличная палатка, но когда мы на пробу установили ее в саду в Кабуле, то убедились, что брать ее с собой -- значит тратить большую часть суток на свертывание и развертывание лагеря.
Мы махнули рукой на палатку, укрепили на ледорубах спальные мешки и устроились в их скудной тени. Наших сил хватило лишь на то, чтобы лежа пить чай и грызть мятные пряники. Хью позеленел.
-- Мало мне живота, так еще голова раскалывается,-- сказал он.
-- Из твоей головы хоть кровь не идет.-- Я как раз перебинтовывал ноги; эта процедура повторялась два раза в день и с каждым разом становилась все менее приятной: хватит ли бинтов до конца путешествия?
-- А мой понос не хуже твоего,-- добавил я. Абдул Гхияз сообщил, что решил начисто отказаться от восхождений.
-- У меня тоже головная боль,-- сказал он.-- И кроме того,-- большая семья.
Я горячо сочувствовал ему. В моей голове все утро роились сходные мысли.
Полное отсутствие каких-либо намеков на уют и мрачная беседа, слушая которую можно было принять нас за трех престарелых ипохондриков, совершенно отбили у меня охоту спать. Отдохнув, я до самого вечера бродил по плато, отшагал не один километр, даже поднялся снова к верхнему озеру и прилег воз
ле него, чуть не поддавшись искушению напиться. Возле берега в воде торчали ребристые камни. За ними в льдисто-зеленой толще плавали необычные рыбы -- словно коричневые палочки с меховым воротником.
Помимо вездесущих примул, я нашел золотистые ранункулы и потенциллы, голубые непеты, а также розовый и желтый рододендрон. Жужжали пчелы, порхали маленькие бабочки цвета слоновой кости, с серыми пятнышками. В небе уныло кричали альпийские галки. Носились стаи небольших пестрых птиц, напоминающих дрозда, а возле зубчатых скал по соседству с "сыном" Мир Са-мира кружил одинокий орел.
Около семи часов солнце ушло за край плато, и Мир Самир окутался облаками. Мы хорошо пообедали: съели суп, шоколад, варенье, выпили кофе-- и втиснулись в палатку. Она была так мала, что Абдул Гхиязу пришлось спать на "улице". В арктическом спальном мешке, который делал его похожим на куколку фантастического насекомого, он устроился не хуже, а даже лучше нас. Прежде чем лезть в мешок, Абдул заставил нас вооружиться ножами и ледорубами.
-- От волков.
-- Вздор какой-то,-- сказал я Хью.-- Мы же в палатке, нам нечего бояться...
Как и все мои ночи в обществе Хью, эта была довольно беспокойной. Маленькая палатка плотно облегала нас, и трудно было не потревожить соседа, совершая очередной бросок за ближайший камень. И всякий раз Абдул выскакивал из спального мешка, держа наготове ледоруб.
Сидя на морозе на корточках и слушая завывание ветра на склонах, было легко понять страхи Абдула Гхияза.
Утром я пожаловался Хью на беспокойную ночь. Он удивился:
-- Когда я вставал, ты спал как убитый.
-- Ничего подобного! Я только делал вид, чтобы не огорчать тебя. А вот ты действительно спал, я сам слышал, как ты храпел.
-- Да я глаз не сомкнул!
То ли от недостатка, то ли от избытка сна -- во всяком случае, встали мы слишком поздно, часы показывали половину шестого, когда мы, наконец, вышли в путь. Следовало выйти минимум на час раньше: накануне мы убедились, что после одиннадцати становится слишком жарко, чтобы бродить по горам,, разведывая подходы к вершинам. Абдул Гхияз остался в лагере, однако мы не особенно завидовали нашему сторожу, которому предстояло торчать на солнцепеке среди красивого, но все же страшного плато.
На этот раз нашей целью был юго-западный отрог Мир Са-мира (если такой отрог вообще есть, в чем мы отнюдь не были
уверены). Мы надеялись пройти к нему через проход в гребне за-озером.
Долина за седлом была ужасна. Огромные "живые" глыбы угрожающе качались под ногами. Из глубины осыпи доносилось журчание воды. Слева высились отвесные склоны "сына", справа -- скальная стена со льдом. Морена вздыбилась так круто,, что за ней не было видно самой горы.