Голос полковника Риза зазвучал по внутреннему каналу. Уилсон никогда не встречался с полковником, ни разу не обменивался с ним взглядом. Он подозревал, что Риз не существует, что он просто компьютерная программа, но он слушал слова и позволял их созданию контролировать себя. Он рисовал Риза башнеподобной воинственной фигурой, а не рыхлым капелланом. Стоящим в хрустящей парадной форме, глядящим на них строго, однако дружески и любовно.
"Идея, за которую вы сражаетесь, слишком велика, чтобы держать ее в памяти", говорил полковник. "Если б она была видимой, то была бы слишком велика для обозрения. Как ширина неба или форма вселенной. Здесь, в этом месте страха и беззакония, вы являетесь единственным выражением этой идеи. Вы представляете ее огненный край, вы несете ее пламя, вы носители ее очищающего огня. Вы самые опасные мужчины и женщины мира. Вы убиваете, чтобы не надо было убивать другим, и лучше вас в этом деле нет никого. И если вы погибнете, вы будете в какой-то форме продолжать это делать, потому что то, что живет в вас и через вас, никогда не умирает. Даже ваша смерть будет освещать путь."
Полковник говорил о доме, о Боге, о стране, в чьих национальных интересах была создана эта красиво скроенная, корпоративно спонсируемая проповедь военной религии, произносимая, чтобы воодушевить в них пылкость, сравнимую с пылкостью Врага. Он упомянул каждого солдата по имени и ссылался на элементы их частной жизни, на особые моменты, на знакомых им людей и знакомые места. Слова Уилсону казались проповедью, и он заткнул уши.
06:37
Было три патруля, в команде каждого по восемь, еще две подобные патрульные группы должны были последовать за ними по расписанию. Всего семьдесят два солдата. Время от времени Уилсон проверял экран шлема, где показывалась цифровая анимация их продвижения, маленькие коричневые фигурки по колена в желтых цветах. Он мог управлять экраном, чтобы тот давал ему картинку под любым желаемым углом, даже крупные планы шлемов, которые открывали выражения лиц каждого солдата в каждый момент времени, нанесенные на очертания, хотя и индивидуализированные, но прорисованные, как у супергероев комиксов. Иногда он приказывал экрану дать ему вид снизу вверх, то на одного солдата, то на другого, крутая точка зрения, заставляющая их казаться гигантами, двигающимися под пустым серо-голубым небом. Он смотрел так на Бакстера, когда игрушечный вертолет появился на цифровом небе над образом Бакстера. Мигающие красные слова материализовались на экране, приказывая продвигаться быстрее, патрули в тылу готовы к высадке.
Жерло пещеры, вырытой бомбой, шириной в четыреста шестьдесят семь футов, но его глубина на инструментах Уилсона читалась как бесконечность. Даже еще более огорчительно, казалось, что пещера занимает весь фундамент горы - невероятный тоннаж по существу парит в воздухе, поддерживаемый на высоте от сорока одного до семидесяти семи футов только тонкими каменными стенками. Думая, что шлем, наверное, грохнулся, Уилсон проверил показания у других. Везде показывалось то же самое. Красные слова продолжали мигать, приказывая продвигаться. Бакстер, возглавлявший патруль, попросил подтверждения от командира и получил его. Мысль, что он близок к гибели, на нервы Уилсону не действовала. Смерть будет быстрой, его растворы хороши, а слова полковника Риза были ножом, который порезал его страхи так тонко, что они растворились в нем, как горячее масло в бисквите. Он двинулся вперед, передвинув винтовку, чтобы лучше покрывать свой сектор. Проходя под зубом нависающей скалы у входа в пещеру, он переключился на частный канал и вызвал Бакстера.
"Эй, пес!", сказал Уилсон. "Есть еще добрые советы, как вести себя в послежизни?"
Бакстер пару секунд не отзывался, потом сказал: "Ага. Будь готов."
"Хреново командование это и так знает, мужик. Они знают, что все грохнется."
"Думаешь?", спросил Бакстер слегка заторможенным голосом. "Вколи малость IQ, мужик. А то идиотизм проклевывается."
"Здесь нет времени клеваться", сказал Уилсон. "Время смотреть прямо вперед. Время мыслить только по карте."
"IQ хорош в любое время. Ты выбрал смесь, от которой слишком думаешь, мужик. Эту хреновину дома потом жги."
Несколько секунд они шли молча.
"Олл райт. Я отключаюсь", сказал Бакстер.
"Эй, Бакстер!"
"Чего?"
Уилсону хотелось сказать что-то, чтобы подкрепить их союз, признать его, потому что в центре его львиного пыла, его сверхъестественного чувства направления, была незащищенная часть, которая нуждалась в человеческом приятии; но он не мог найти слов. Наконец, он произнес: "Мы крутые, а, мужик?"
"Только так, мужик. Ты это знаешь. Только так."
"Окей... крутые."
Они тащились вперед, круша под ногами желтые цветы, а потом Бакстер сказал: "Знаешь, что говорит эта книга о Рае? Говорит, ты войдешь в Рай в самой красивой и совершенной из форм... в форме Адама."
"Адам, который Адам и Ева?"
"Ага, ты войдешь в Рай, и станешь в точности, как он. Будешь высокий, как пальма. Ростом в шестьдесят кубитов."
"Хренов Рай, должно быть, серьезное хреновое местечко", сказал Уилсон, а Бакстер отозвался: "Не может быть намного больше, чем эта пещера, правда? Это последнее, что я прочитал."
Они оставались вместе в молчании.
"Олл райт, мужик", сказал Бакстер. "Отключаюсь."
07:42
Цветы, очевидно, не кончались, чем глубже они заходили в пещеру, и свет оставался все таким же без видимых его источников, словно они двигались внутри пузыря бледного рассветного сияния, неся его вперед с собой. Уилсон думал, что если пещера и вправду Рай, тогда весь Рай это, должно быть, только этот свет и эти цветы. Они больше не могли видеть стены пещеры, только ее каменистый потолок. Под конец его цифровой экран зарегистрировал на краю дисплея что-то круглое и белое. Массивный белый шар, размером более двухсот футов в диаметре. Однако, когда они подходили ближе к сюрреально выглядящему объекту, он понял, что хотя шар достаточно велик, чтобы забраться внутрь и обойти кругом - для такой цели была открыта дверь - он и близко не такой большой, как говорят приборы. Поверхность его глянцевая и блестящая, как у жемчужины. Вместо того, чтобы стоять на уровне грунта, дверь располагалась на высоте, наверное, восемнадцати-двадцати футов над головой. От нее отходили следы раздавленных желтых цветов, заставляя думать, что эта штука брошена беззаботной рукой и что она катилась до полного останова. Дверную раму полосками окрашивали пятна яркой крови.
По внутреннему каналу забубнили голоса. Бакстер приказал всем, кроме Уилсона, заткнуться, и быть настороже. Уилсон настучал укол IQ. Время быть мудрым. Он благоговейно рассматривал жемчужину, пока Бакстер контактировал с командованием, и, когда укол возымел эффект, он подумал, что жемчужина вполне могла быть две сотни футов в диаметре. Если они в самом деле вошли в Рай, то их тела, в соответствии с Кораном, ростом в двадцать кубитов, и это ставит жемчужину в совершенно иную перспективу. Конечно, это бредятина, но сама их миссия - бредятина. Бредятина может оказаться критически важной для выживания.