Прозаические заметки о России свидетельствуют не только о глубоком знании русской культуры, но и об особом месте, которое она всегда занимала «на востоке сердца» поэта. Например, он не раз упоминал о воздействии творчества Достоевского на становление его собственной поэтики и размышлял о том, какую роль могли бы сыграть произведения русской литературы (наряду с другими значительными произведениями искусства, «где доминируют христианские образы», — музыкой Баха, Шекспиром, Сервантесом) для преодоления «давнего и затянувшегося вырождения, оскудения Слова, некогда мятежного и свежего». Но главное — это, конечно, столь дорогая для поэта идея воскресения, восстановления мира (после всех видов гибели), возрождения рая.
К этой основной задаче можно добавить и другие (из нее вытекающие): писать для того, чтобы собирать воедино рассеянные частицы радости, «которая когда-то давно взорвалась, словно внутренняя звезда, и осела в нас в виде пылинок», и еще для того, чтобы провожать в последний путь мертвых («Уроки», «Песни из глубины», «Пустая лоджия», «Трюинас, 21 апреля 2001» и др.) близких, друзей, находя для этого единственно возможные и почти не выговариваемые слова.
В коротком послесловии трудно охватить все содержание этой большой и многоплановой книги. Но пусть стихи и проза Филиппа Жакоте говорят сами за себя.