Кира вздохнула. Тут пахло. Тем самым тайным запахом, что из травы. Нежно и исчезающе, казалось, он умирает и сейчас уйдет совсем.
Послушная нетерпеливому голосу, она подошла к столу, оглядывая длинную мраморную столешницу. Нагнулась, поставить на пол сумку, ей нужны были обе руки. И так же, как привыкла снимать, не думая, что именно делает, выпрямилась, плавно ведя руками над столом, поправила в высокой вазе синего стекла черные извитые ветки, одну чуть наклонила, чтоб листья коснулись мрамора. Передвинула ближе кувшин с одуванчиками, тронула пальцем тот, что отцвел, позволяя пушинкам сняться и опуститься поверх насыпи сердцевидок. Шагнула вдоль стола, касаясь и ставя предметы и цветы в том единственном порядке, который подсказывали глаза. И сердце.
— Вот, — сказала, опуская руки, — чуть-чуть только. И все стало…
Запах усилился. Из грозди цветов, солидно гудя, вырвался плотник, сверху спустились парочка шмелей в полосатых шубках. И все, замерев, запело, не шевелясь и одновременно меняя очертания, будто плыло в мареве, двигалось, не сдвигаясь с места.
— Вот, — прошелестел женский голос, соглашаясь, — конечно! Вот.
Кира повернулась и какое-то время они стояли напротив, разглядывая друг друга.
Женщина была совсем молода. Девушка, прикинула Кира, да совсем почти девчонка, о майнготт, просто принцесса. Наверняка, принцесса и есть.
Ее внезапная собеседница улыбалась, вежливо и ласково, одновременно не слишком вежливо разглядывая Киру, с чисто женским интересом. Тонкие брови поднялись, когда взгляд прошелся по футболке с нарисованной растопыренной ладонью, опустился к джинсам с вытертыми коленками. Потом девушка, спохватившись, умерила интерес и оставила только улыбку.
Приподняла пальцами края платья, такого, воздушного и тяжелого одновременно, так что складки ниспадали темно-розовым, почти пурпурным водопадом, и сделала церемонный реверанс, опуская голову, с прической из хитро уложенных прядей и косичек. В прическе блеснули граненые камни, на витых гребнях, наверное, бронзовых, мельком предположила ошарашенная до сих пор Кира, и тоже спохватилась, что разглядывает визави с не меньшим, чем та, жадным интересом.
— Благодарю тебя, легконогая Кира, за то, что ты совершила.
Повисла пауза. Кира неловко кивнула, быстро обдумывая, ей что, хвататься за края ветровки, шоркая ногами и пытаясь повторить плавные движения хозяйки. А та вдруг спросила, видимо, разделавшись с церемониями:
— Вы носите штаны, даже не на охоту?
— Мы? — Кира оглянулась на свою сумку, та черным котом маячила у толстой резной ножки стола. Там внутри, лежала камера. И девушка, поняв, кивнула:
— Ах, да. Ты на охоте. Я бы хотела увидеть твои платья. Тебе нравится это?
Она повернулась, показывая обнаженные руки, драпировки на плечах, ниспадающие узкими тяжелыми складками, и подол, такой длинный, что его приходилось подхватывать при каждом шаге и движении, с чем хозяйка платья справлялась прекрасно, превращая жесты и повороты в естественный танец, наподобие плавного менуэта.
«Когда она движется, я слышу музыку».
Девушка снова оказалась перед Кирой, лицом к лицу. И кивнула в ответ на мысли.
— Нас так учат. Тело должно верно располагаться в пространстве. Иначе получается…
Она вывернула кисть руки, показывая жестом то, о чем затруднилась сказать.
— Диссонанс, — пробормотала Кира, — мозаика без нужных кусочков.
— Да, — кивок не потревожил ни единой пряди в прекрасной прическе, — потому я тебя позвала. Ты умеешь то, чего не умею я.
— Ты знаешь, как меня зовут? — спросила Кира, утверждая голосом, — а я… Извини. Мы не познакомились.
Девушка снова удивленно подняла тонкие брови. На виске блеснула яркая точка, как драгоценное украшение индийских девушек, маленький камушек прямо в коже.
— Ты мне скажи.
Кира опешила, собирая мысли. Если это, вот это все — гулкий зал с невысоким потолком, ниши в стенах, где стоят какие-то вазы, или доспехи, длинный стол, уставленный прихваченным из реальности церцисом, и три окна, через которые видны четкие линии зелени с белыми столбиками (виноградники, подсказала Кире голова), да, виноградники, — если это все ее собственная галлюцинация, то она должна знать, как зовут фею церциса в платье из пурпурно-розовых цветов. Но в голове пусто и ошалело. Не придумано.