Выспалась ли прекрасная гречанка, или была разбужена прикосновением злых воров, но только, зевнув аппетитно два или три раза и потянувшись, она проснулась. Гнев исказил ее прекрасное лицо.
Читатель, вероятно, слышал, что глухонемые понимают по движению губ, что говорят им. Я понимаю тоже, по движению губ, всякую речь и потому нет ничего удивительного, что я, наблюдая в телескоп, мог понять, что говорила разгневанная Фемида. Она говорила: «Назад, грабители и воры! Назад, изменник-жрец!»
Бандиты, не слушая — утекали.
— Не слушаетесь вы, так будьте прокляты! Ты, жрец, с луны на землю марш, и будь ты там, на ней, позором для людей. Юродивым ты будь и в юродстве своем морочь людей.
Богиня перевела дух и продолжала, обращаясь к господину во фраке:
— И ты, заморский франт, с луны на землю марш, и на земле пусть долей твоей будет писать премного-много и преглупо-глупо. По временам, когда я захочу, из образа людского тебя в ослиный превращу.
За сим явилась молния и, нужно полагать, за нею гром, и два гнусные вора стремглав полетели на землю.
Приложение
Христофор Шухмин
ПУТЕШЕСТВИЕ ОХОТНОРЯДСКОГО КУПЦА НА КОМЕТЕ
Фантастический рассказ
Оживление охотнорядской торговли постепенно начинало замирать. Уже перестали раздаваться надоедливые возгласы «российских» торговцев и палатка за палаткой заставлялись ими ставнями для ночного покоя. Кое-где хотя и бродили запоздалые покупатели, но уставшие торговцы почти не обращали на них внимания, а если и продавали, то с неохотою.
— Ну, ребята, запирайтесь, — сказал и Иван Макарыч Шарамыжников, — богатый торговец рыбой, своим полусонным молодцам.
Его обыкновение было запираться последним, но нынче он почему-то изменил этому правилу.
Обрадованные приказчики живо пустились исполнять приказание своего хозяина, который хитро посмеивался в свою длинную бороду и думал: «Эка, псы какие! Ловко поворачиваются с окончанием; а к торговли ведь вот не так ретивы!..»
Через несколько минут все было убрано, товар отнесен в подвал, лари закрыты ставнями и заперты большими замками.
Хозяин и приказчики помолились Богу и отправились домой.
Не успел Иван Макарыч отойти и нескольких шагов от Охотного ряда, как к нему подошел какой-то неизвестный торговец.
— Пренизкое почтеньице-с Ивану Макарычу, — проговорил неизвестный и поклонился.
— Честь имею, только… только, стало быть, что-то я вас запамятовал… Право.
— Да я-с, Иван Макарыч, не тутошний, я донской. Вас-то я знаю только по слухам. Приехал я, значит, в Москву рыбки продать.
— Дело благое… Что ж, приходите завтра, — может, что и столкуемся.
— Оно бы лучше нынче, а то завтра… намечено кое-что… Вот коли сегодня с вами не сделаюсь, так придется… — И незнакомец замялся.
— Не утруждайтесь разъяснением: я понимаю. С конкуренцией с нашей хотите сделать… так, так… понимаю… А что за рыба-то?
— Осетрина, да белужка.
— А количество?
— Да тысчонка по 4 пудиков есть.
— Так, так… А цена?
Незнакомец, как это делают настоящие коммерсанты, обернулся во все стороны, чтобы кто его не услышал посторонний, и шепотом сказал такую дешевую цену, что даже Иван Макарыч поразился.
— Может, какая костяжка, али с тухлинкой?
— Без солинки и свежести необычайной.
— То-то, а то у нас такой-то и у самих порядочно есть… Только не выпускаем, чтобы цену не портить… А в какой срок?
— Можно и в одиннадцать.
Много лет торгует Иван Макарыч в Москве, много ему приходилось совершать сделок и слышать разных выгодных предложений, но так дешево и заманчиво ему никто не предлагал и он пытливым взглядом окинул неизвестного, боясь, — нет ли тут лжи.
Но незнакомец внушал полное доверие.
— Не хотелось бы сегодня мне, глядя на ночь, идти в трактир, — проговорил Иван Макарыч после раздумья, — да уж, видно, делать нечего, пойдемте, — потолкуем.
И они пошли.
Однако Иван Макарыч не повел незнакомца в тот трактир, куда он ходил постоянно, боясь встретиться с конкурентами, а повел продавца в отдаленный ресторан от Охотного ряда.
Пока подавался чай, Иван Макарыч разглядывал своего нового приятеля.
«На свету-то видней», — думал он.
Незнакомец был брюнет, с загорелым, морщинистым южным лицом, с черными как уголья глазами и с белыми лошадиными зубами, которые он часто оскаливал и которые придавали его лицу отталкивающий вид.
«Чудной человек!» — опять подумал Иван Макарыч и громко спросил:
— А что же это я вас не спрошу, — как вас зовут-то?
— Карапет Егорыч Дурычанц.
— Стало быть, не русский?
— Кавказец.
— Это и видно. — И начал Шарамыжников выпытывать и экзаменовать Карапета по рыбной торговле.
Карапет несомненно понимал по этому делу все до тонкости, но Иван Макарыч решил поступить с незнакомцем по-купечески, а потому и задумал подпоить его, дабы развязать ему язык, и для этой цели спросил водки.
Незаметно графин за графином истреблялся новыми приятелями во время интересных разговоров. Карапет чрезвычайно понравился Ивану Макарычу и после четвертого графина, стал его называть своим другом и перешел «на ты».
— Деляга ты! — кричит Шарамыжников. — Давай поцелуемся!..
Поцеловались.
— А не врешь это ты? А? Не врешь? Скажи по совести? А? Ну, побожись!..
— Ну, чего болтаешь, Макарыч, — говорит ему на это Карапет. — Какая мне польза врать! Вот тебе от меня тысяча рублей в залог, что бы ты не сомневался… — И Карапет достал толстый бумажник.
— Не надо, — кричит Иван Макарыч, — не надо! Верю! Целую и верю!.. Человек! Половой с головой, коньяку!..