Разберемъ этотъ вопросъ подробнѣе: обыкновенный, простой американскій завтракъ состоитъ изъ кофе и бифштекса; въ Европѣ же кофе вещь совершенно неизвѣстная; правда, вы здѣсь достанете то, что въ европейскихъ гостинницахъ извѣстно подъ именемъ кофе, но напитокъ этотъ столько же напоминаетъ настоящій кофе, сколько лицемѣрный святоша напоминаетъ настоящаго святого. Это такая же противная, безвкусная, выдохшаяся бурда, какъ и та, которая подается въ американскихъ гостинницахъ. Молоко, съ которымъ эту бурду пьютъ, относится къ тому сорту, который во Франціи называется «христіанскимъ», т. е. такимъ молокомъ, которое употребляется при крещеніи.
Проживъ въ Европѣ нѣсколько мѣсяцевъ и видя постоянно передъ собою этотъ «кофе», начинаешь забывать о настоящемъ, душистомъ домашнемъ кофе съ толстымъ слоемъ желтыхъ пѣнокъ на его поверхности и въ концѣ концовъ приходишь къ заключенію, что напитокъ этотъ никогда даже и не существовалъ въ дѣйствительноcти, и есть не болѣе, какъ плодъ разыгравшейся фантазіи.
Затѣмъ возьмемъ европейскій хлѣбъ, который, правда, довольно хорошъ на видъ, но вязокъ и невкусенъ; и при томъ ни малѣйшей перемѣны въ его вкусѣ: постоянно одна и та же безвкусная, противная масса.
Затѣмъ, масло — такая же безвкусная вещь, какъ и хлѣбъ — ни крошки соли, и сдѣлано Богъ знаетъ какъ.
Бифштексъ. Есть въ Европѣ и бифштексы, но приготовлять ихъ здѣсь не умѣютъ. Не только приготовлять, но даже разрѣзать, какъ слѣдуетъ. Его подаютъ на столъ на маленькомъ оловянномъ блюдѣ, обложивъ кругомъ прожареннымъ въ жирѣ картофелемъ. Размѣрами: толщиною и формою бифштексъ этотъ напоминаетъ кисть человѣческой руки съ отрѣзанными пальцами, онъ и пережаренъ и подсушенъ, не имѣетъ никакого вкуса и не возбуждаетъ въ васъ ни малѣйшаго восторга.
Представьте себѣ, что въ то время, когда несчастный изгнанникъ сидитъ за столомъ и смотритъ печально на подобную пародію на бифштексъ, какой-нибудь добрый геній, внезапно спустившись на землю, поставилъ бы предъ нимъ хорошій, добрый кусокъ мяса, дюйма въ полтора толщиною, горячій и брыжжущій масломъ; бифштексъ, посыпанный душистымъ перцемъ, сдобренный крошечкой растопленнаго масла безукоризненной чистоты и свѣжести; изъ мяса идетъ сокъ и мѣшается съ подливкой, въ которой плаваютъ цѣлые архипелаги грибовъ; представьте себѣ, что два или три акра нѣжнаго желтаго жира окружаютъ квадратную милю такого бифштекса, что изъ мяса торчитъ еще длинная бѣлая кость, отдѣляющая филейную часть; наконецъ, представьте, что геній прибавилъ сюда большую чашку домашняго американскаго кофе со сливками и густыми пѣнками, немного настоящаго масла, твердаго, желтаго и свѣжаго, нѣсколько горячихъ, дымящихся бисквитовъ, тарелку горячаго каравая изъ гречихи, облитаго прозрачнымъ сиропомъ — хватитъ ли словъ, чтобы описать восторгъ и благодарность этого изгнанника?
Европейскій обѣдъ нѣсколько лучше европейскаго завтрака, но и въ немъ можно найти не мало несовершенствъ, и онъ не въ состояніи удовлетворить человѣка. Вы явились къ столу голодные и съ жадностью принимаетесь за супъ, онъ вамъ не нравится, хотя причину этого вы, быть можетъ, указать и не въ состояніи; вы принимаетесь за второе блюдо, положимъ, рыбу, пробуете и остаетесь недовольны; вы думаете, что, быть можетъ, третье блюдо дастъ вамъ возможность какъ слѣдуетъ утолить голодъ, берете его, но увы, и въ немъ есть что-то такое, что васъ отталкиваетъ. И вотъ, вы переходите отъ одного блюда къ другому, какъ мальчикъ за мотылькомъ, недающимся ему въ руки; въ концѣ-концовъ вы достигаете такого же результата, какъ и этотъ мальчикъ: желудокъ вашъ полонъ, но печально протестуетъ; мальчикъ набѣгался, натѣшился въ волю, но мотылька все-таки не поймалъ. Встрѣчаются въ Америкѣ люди, которые будутъ говорить вамъ про себя, что они вставали изъ-за европейскаго табль-дота вполнѣ удовлетворенными, но не слѣдуетъ упускать изъ виду и того обстоятельства, что вѣдь и въ Америкѣ найдется не мало лгуновъ.
Количество блюдъ вполнѣ достаточно, но всѣ онѣ какія-то безцвѣтныя, приготовлены какъ-то на одинъ ладъ и похожи одно на другое. Быть можетъ, если бы жаркое подавалось на столъ однимъ кускомъ и разрѣзывалось бы на глазахъ вашихъ, то это придало бы ему соблазнительности и возбудило бы вашъ аппетитъ, но, къ сожалѣнію, и это здѣсь не принято; жаркое подается уже разрѣзаннымъ на маленькіе ломтики, и вы остаетесь совершенно къ нему равнодушнымъ и холоднымъ. А толстый, жирный жареный голубь, лежащій на спинѣ и вытянувшій вверхъ свои ножки, въ то время какъ обильный сокъ струится изъ его жирнаго тѣла… но, нѣтъ, я лучше замолчу, такъ какъ здѣсь и этого не умѣютъ готовить. Здѣсь не умѣютъ даже зажарить какъ слѣдуетъ цыпленка, котораго они къ тому же разрубаютъ на части топоромъ.