Выбрать главу

— Отлично, великолѣпно! — воскликнулъ онъ; — Но я хочу, чтобы пошелъ настоящій дождь! Пустите воду!

Тщетно умолялъ директоръ театра отмѣнить приказаніе, говоря, что настоящій дождь испортитъ дорогія декораціи и всѣ костюмы артистовъ. Король закричалъ:

— Пустяки, пустяки, я хочу настоящаго дождя! Пустите воду!

И вотъ, вода была пущена, и настоящій дождь тонкими струями полился на искусственные цвѣтники и побѣжалъ по песчанымъ аллеямъ сцены. Одѣтые въ богатые костюмы актеры и актрисы мужественно продолжали пѣть, какъ будто не замѣчая происходившаго. Король былъ въ восторгѣ, энтузіазмъ его все увеличивался.

— Браво, браво! — кричалъ онъ. — Больше грому! Больше молніи! Откройте краны сильнѣе!

Громъ гремѣлъ, молнія блистала, ураганъ свирѣпствовалъ, потоки дождя ниспадали сверху. Театральные короли и королевы въ своихъ промокшихъ сатиновыхъ уборахъ, плотно прилипшихъ къ ихъ тѣлу, бродили по сценѣ въ водѣ по колѣно, но продолжали свои аріи съ прежнимъ рвеніемъ и искусствомъ; скрипачи, помѣщавшіеся подъ настиломъ сцены, сквозь щели которой лилась на нихъ вода и холодными струйками стекала имъ на спину, давно принуждены были искать спасенія въ бѣгствѣ, а сухой и счастливый король сидѣлъ въ своей возвышенной ложѣ и апплодировалъ такъ, что перчатки его обратились въ лоскутья.

— Сильнѣе, — кричалъ король, — сильнѣе, выпустить весь громъ, открыть водопроводъ во всю! Повѣшу каждаго, кто только откроетъ зонтикъ!

Когда, наконецъ, эта буря, самая ужасная, самая естественная, какія только бывали когда-либо на сценѣ, кончилась, восторгъ короля дошелъ до послѣднихъ предѣловъ.

— Великолѣпно, восхитительно! — кричалъ онъ. — Бисъ! Повторить еще разъ!

Къ счастію, директору удалось уговорить короля отказаться отъ повторенія, при чемъ онъ доказывалъ, что труппа достаточно поощрена и осчастливлена уже тѣмъ, что его величество показалъ, что онъ не прочь отъ повторенія; утруждать же себя въ дѣйствительности слушаніемъ того же акта снова и поощрять этимъ тщеславіе труппы совершенно излишне.

Счастливы были тѣ артисты, которымъ по ходу пьесы въ слѣдующемъ актѣ пришлось явиться въ другомъ костюмѣ; они могли хоть переодѣться, остальные же такъ и остались въ теченіе всей пьесы мокрыми и представляли живописную, хотя и не совсѣмъ веселую группу. Декораціи всѣ погибли, опускные трапы набухли такъ, что не могли исполнять своего назначенія по крайней мѣрѣ цѣлую недѣлю, богатые костюмы полиняли и испортились. Вотъ какіе убытки, не говоря уже о массѣ меньшихъ, повлекла за собой эта замѣчательная буря. Замѣчательна при этомъ та умѣренность, которую проявилъ король, не настаивая на повтореніи. Будь на его мѣстѣ разнузданная, безразсудная американская публика, нѣтъ сомнѣнія, что она до тѣхъ бы поръ требовала повторенія, пока не утопила бы всѣхъ артистовъ.

ГЛАВА XI

Лѣтніе дни проходили для насъ въ Гейдельбергѣ очень пріятно. Мы пригласили опытнаго дрессировщика и подъ его руководствомъ старательно подготовляли свои ноги къ предполагаемому пѣшеходному путешествію. Мы были очень довольны успѣхами, достигнутыми нами въ изученіи нѣмецкаго языка, а еще больше успѣхами въ искусствахъ. Для изученія живописи и рисованія мы пользовались уроками лучшихъ художниковъ Германіи: Гаммерлинга, Фогеля, Шюллера, Дитца и Шумана. Гаммерлингъ преподавалъ намъ пейзажную живопись, Фогель рисованіе человѣческихъ фигуръ, у Мюллера мы учились жанру, а курсъ свой закончили у баталиста Дитца и мариниста Шумана. Всѣмъ своимъ успѣхомъ по части искусства я обязанъ именно этимъ художникамъ. Въ моей манерѣ писать отразилось вліяніе всѣхъ ихъ вмѣстѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ они сами говорили въ одинъ голосъ, проглядывало и нѣчто мое собственное. По ихъ словамъ, индивидуальность эта выражалась настолько рѣзко, что не было ни малѣйшей возможности смѣшать произведенія моей кисти съ картинами другихъ художниковъ. Такъ, если я рисовалъ собаку, самую простую, заурядную собаку, то во всю фигуру ея вкладывалъ нѣчто такое, что отличало ее отъ всѣхъ другихъ собакъ.

Какъ мнѣ не хотѣлось въ глубинѣ души повѣрить этимъ отзывамъ, но я все-таки сомнѣвался; я боялся, что похвалы эти объясняются гордостью и пристрастіемъ учителей къ своему ученику. И вотъ я рѣшилъ произвести пробу.