Поэтому он сказал себе, что благодарность – это тоже любовь. Как и та нежность, что он к ней испытывал. И пустота, когда она уходит, и нервное предвкушение снова остаться с ней наедине. И тошнотворный страх, что однажды она передумает, а его рана станет еще глубже и уже никогда не заживет.
Так неизбежно заканчивалась злая шутка вселенной, но он знал, что заслужил это – чувствовать такую любовь и первый раз полюбить в ответ, но так слабо.
Глава седьмая
Той же зимой на юго-западе Кентукки человек по имени Хойл устроился на переднем сиденье своего «Форда Бронко», закинув ноги на пассажирское сиденье, и менял свои обычные черные туфли 44-го размера на пару черных кроссовок «Скейчерс», белую «С» на них он замазал перманентным маркером. Он отрегулировал кресло так, чтобы ему было комфортно садиться в машину и выходить из нее, а тонированные стекла обеспечивали некоторую уединенность.
Была холодная январская ночь, едва ли выше нуля, поэтому под черным пиджаком на Хойле красовался черный шерстяной пуловер с застегнутым воротником. Из-за его веса надевать новую пару обуви всегда было проблематично, а уж тем более сгибаться пополам в передней части автомобиля.
Позади Хойла восседала Розмари Туми, невысокая белокожая женщина в синем спортивном костюме из велюра. Она все смотрела в боковое окно, подмечая любые неестественные огни или какие-то движения в деревьях между их машиной и трейлерами Макгинти. Рядом с ней пристроился высокий афроамериканец Дэвид Висенте, одетый в темно-коричневые вельветовые брюки и серовато-оливковый кардиган. В руках он держал бинокулярные очки ночного видения, которые Хойл заказал онлайн. Все трое возрастом уже точно за восемьдесят. После того, как автомобиль остановился у обочины грунтовой дороги, все разговоры в нем перешли на полушепот.
– Прошу, – сказал Хойл, – не надевай их себе на голову, Дэвид.
– Я просто их изучаю, – ответил Висенте. – К тому же у меня чистые волосы.
– Там ремешки настроены специально для меня.
– Я каждый день мою голову с шампунем.
– На всех волосах есть жир. Как и в шампунях.
– Розмари, – вставил Висенте, – они касались моей головы?
– Ни разу, – ответила женщина, не поворачивая головы.
– А я думал, ты купишь монокуляр, – сказал Висенте.
Хойл все еще мучился со своей левой кроссовкой, голова его почти лежала на приборной панели, поэтому говорил он сквозь тяжелые вдохи.
– Согласно исследованиям научно-исследовательской лаборатории армии США в Абердине, штат Мэриленд, бинокулярные очки обеспечивают наилучшую конфигурацию для визуально направленной деятельности.
Он наконец завязал шнурки, сел прямо и перевел дыхание.
Висенте протянул ему очки.
– Ты уже еле дышишь. Если бы не твоя гермофобия, то мы с Розмари могли бы помочь.
– Мизофобия – это патология. Мои же опасения вполне практичны, – Хойл взял очки и надел их.
Он перекинул ноги обратно под руль, а потом пододвинулся к двери, которую тихонько открыл. Все освещение осталось выключенным – он заранее вытащил все лампочки.
– Десять минут туда, десять обратно, – сказал Висенте.
– С какой скоростью? – спросил Хойл.
– Ладно, на все полчаса, – он похлопал Хойла по плечу, хоть и знал, что друга от этого передернет. – Если проснутся собаки, скорее иди назад. Розмари будет мигать фонариком, чтобы ты понял, куда идти. Я буду за рулем.
– Надень перчатки, пожалуйста, – сказал Хойл. Он повернулся налево, свесил ноги из машины и, ухватившись правой рукой за руль, начал вылезать как можно медленнее. Затем он закрыл дверь, включил очки и направился в лес, который теперь горел зеленым.
Его движения были медленными и точными, они почти не сбавляли его обычный темп. Он знал о своих возможностях. Когда Хойл был моложе, даже уже с весом на сотню фунтов больше нормы, он изучал и практиковался в движениях различных крупных мужчин. Тогда он понял, что разница между увесистым Орсоном Уэллсом, к примеру, и грациозным комиком Джеки Глисоном заключалась в терпении, с которым они двигались. «Грация в терпении», – регулярно напоминал он себе, пока эта привычка не стала неотъемлемой частью его натуры. Быстрым был только его ум.
Сейчас, медленно шагая по зеленоватому ландшафту, он думал одновременно о нескольких вещах. Некоторые из них были мимолетными, основанными на мгновенных наблюдениях, а другие задерживались, будто его сознание распознавало какую-то деталь, и эта мысль ждала своего часа, как пешеход зеленого света. Такая странная, жуткая зелень повсюду, как в фильме Роджера Корвина; трейлер Лукаса темный, только он светится синим; надо было хотя бы сравнить эти очки с монокуляром; «Скейчерсы» правда очень удобные; осталось где-то шестьдесят ярдов; пальцы немеют, надо было надеть перчатки…