Выбрать главу

А потом мягким тоном, который ему так прекрасно удавался, когда в этом была необходимость, он произнес: "Ней, мой храбрый Ней, — впервые после возвращения с острова Эльбы обращаясь к нему на "ты", — возьми двенадцать тысяч человек у Келлермана и Мило и подожди, пока к тебе не присоединятся мои ворчуны; затем ты нанесешь сокрушительный удар, и тогда, если появится Груши, это будет наш день! Ступай".

Ней нанес сокрушительный удар, но Груши так и не появился.

Отсюда нужно идти по дороге, ведущей из Женаппа в Брюссель, и тогда вы пройдете рядом с фермой Бель-Альянс, где после сражения встретились Веллингтон и Блюхер; следуя тем же путем, вы вскоре сможете достичь крайней точки, до которой продвинулся Наполеон и где он понял, что вовсе не Груши, а Блюхер прибыл, чтобы победить в проигранной битве, как это сделал Дезе при Маренго; и тогда вы словно попадаете в промежуток между вторым и третьим наступлениями. Сделав пятьдесят шагов вправо в глубь поля, вы окажетесь на месте того самого каре, куда бросился император; именно там он искал смерть. Каждый залп английских пушек сносил целые шеренги окружавших его солдат, и Наполеон кидался в каждую вновь образующуюся шеренгу, но его удерживал сзади Жером, в то время как один храбрый корсиканец, генерал Кампи, всякий раз с неизменным хладнокровием вставал со своей лошадью между императором и батареями неприятеля; наконец, проведя три четверти часа в этой бойне, Наполеон повернулся к брату: "Пойдем, — сказал он, — похоже, смерть еще не хочет забрать меня. Жером, я передаю тебе командование армией: жаль, что мне удалось узнать тебя так поздно". Затем он пожал ему руку, сел на лошадь, которую ему подвели, словно по волшебству проскакал прямо через расположение вражеских войск, добрался до Женаппа, ненадолго там задержался, пытаясь воссоединить армию; затем, поняв, что его усилия тщетны, снова сел на коня и в ночь с 19-го на 20-е прибыл в Лан.

С тех пор прошло двадцать пять лет, и только сегодня Франция начинает понимать, что это поражение было необходимо для свободы Европы; но, тем не менее, она затаила глубокую боль и ярость, оттого что именно ее назначили в жертву; и потому на этой равнине, на которой во имя нее пало столько спартанцев, напрасно искать рядом с монументом принцу Оранскому, гробницей полковника Гордона и памятником ганноверцам камень, крест или эпитафию, напоминающие о Франции; просто когда-нибудь Господь велит ей вновь взяться за дело всеобщего освобождения, начатое Бонапартом и прерванное Наполеоном, а затем, когда оно будет завершено, мы повернем Нассауского льва в сторону Европы, и этим будет все сказано.

АНТВЕРПЕН

На следующий день я отправился на родину Рубенса: дело в том, что, хотя художник с огненным именем и пламенным сердцем родился в Кёльне, Антверпен, тем не менее, считает его одним из своих сыновей; во всяком случае, именно в этом городе он умер, оставив бдить у своей гробницы несметное и бессмертное потомство, рожденное на свет его кистью и состоящее из тысячи трехсот десяти картин, которые известны по гравюрам и насчитывают более четырнадцати тысяч персонажей.

Антверпен имеет форму натянутого лука, тетиву которого представляет собой Шельда; в старинном предании, одном из тех, какие можно услышать о происхождении любого древнего поселения, говорится, что еще до того, как Антверпен стал городом, некий великан построил замок на косе, именуемой сегодня Верф, и тем самым распространил свою власть на реку: протянув цепь с одного берега на другой, он останавливал все проплывавшие по

Шельде суда и требовал с пленных выкуп; если же они отказывались платить, будь то из упрямства или по бедности, он отрубал им обе руки и бросал их в воду. Отсюда и происходит название "Антверпен": "Hand-Verpen", что по-фламандски означает "Брошенная рука". Разумеется, как и везде, нашлись ученые, желающие иметь собственное мнение по любому поводу: они опровергают это поэтичное истолкование названия города и утверждают, что слово "Антверпен" восходит всего-навсего к "Aen't-Werp", что означает "У берега"; но этим упрямцам предъявляют убедительные доводы: им показывают герб города, изображающий замок и две отрубленные руки, и каждый год мимо их дома проносят пусть и не самогб великана, но статую, сделанную по его образу и подобию.

В те времена, когда город — сначала римская крепость, потом завоеванное норманнами владение, потом франкская провинция и, наконец, маркграфство, отделенное от герцогства Нижняя Лотарингия, чтобы служить уделом Готфриду Бульонскому, — едва зародился и начал приобретать определенный вес, его имя внезапно оказалось запятнано распутством одного-единственного человека. Человек этот, прародитель всех донжуанов прошлого, настоящего и будущего, звался Танхельмом; несмотря на мало поэтичное имя, Танхельм был молод, красив, богат, ловок и умел очаровывать не только женщин, но также отцов, мужей и женихов, у которых он похищал дочерей, супруг и невест и которые, вместо того чтобы мстить ему за эти злодеяния, сами, вероятно вследствие волшебства, помогали осуществлять его желания и прихоти; наконец, падение нравов дошло до такой степени, что в этом новоявленном Содоме перестали прислушиваться к голосам простых служителей Господа и пришлось прибегнуть к более сильным средствам. Один из монахов был послан к святому Норберту, который, отправившись во Францию в сопровождении двенадцати учеников, своими речами и чудодейственными молитвами обращал там несметное число грешников. Посланец, на которого возлагались надежды немногих еще уцелевших в городе добродетельных сердец, в знак смирения и глубокой печали отправился в путь босым и шел до тех пор, пока не отыскал святого епископа, после чего он привел его в прбклятый город; летописи не сообщают, происходило ли обращение посредством небесной воды или небесного огня, но точно известно, что все грешники единодушно раскаялись: отцы вновь обрели дочерей, мужья — жен, а женихи — невест, и Танхельм, которому некого было больше соблазнять, решил постричься в монахи. Чтобы увековечить память об этом чудесном событии, на земле, которая принадлежала капитулу святого Михаила, основанному Готфридом Бульонским в то время, когда он отправлялся на Святую землю, возвели собор Антверпенской Богоматери. Возвышающаяся над церковью большая башня была построена позднее: она сооружалась с 1422 года под руководством архитектора Амели-уса и была закончена лишь в 1518-м; высота ее 470 футов, включая 15-футовый крест; таким образом, с венчающей ее галереи можно увидеть Брюссель, Гент, Мехелен, Бреду, Флиссинген и даже дым пароходов, входящих в устье Шельды. Что же касается клироса собора, то он был начат в 1521 году: первый его камень заложил Карл V.

Я начинаю с собора, потому что именно туда устремляются путешественники, чтобы прежде всего поклониться знаменитой картине "Снятие с креста" — либо потому, что уже видели ее, когда в течение восьми лет она находилась в Парижском музее, либо потому, что знают ее по многочисленным гравюрам, сделанным с оригинала. Вот история этой картины.

Рубенс собирался во второй раз уехать в Италию, но, уступив настояниям эрцгерцога Альбрехта и эрцгерцогини Изабеллы, решил поселиться в Антверпене и купить там дом. Приобретя его и задумав соорудить в нем мастерскую по своему вкусу, он пожелал изменить планировку помещений и заложил фундамент между своим садом и садом Братства аркебузиров; но то ли потому, что художник полностью ушел в свое творчество, то ли потому, что родившийся в его голове план уже не подлежал никаким изменениям, фундамент этот слегка вторгся на территорию соседей; аркебузиры пожаловались на это художнику, художник послал аркебузиров к черту; началась судебная тяжба, в которой стороны действовали так решительно, что она грозила стать долгой и разорительной; и тогда бургомистр Рококс, глава Братства и друг Рубенса, выступил в роли посредника между враждующими сторонами. В итоге было решено, что аркебузиры отдадут Рубенсу землю, из-за которой завязалась тяжба, а Рубенс напишет и преподнесет в дар аркебузирам для их часовни, находящейся в кафедральном соборе Антверпена, триптих, на котором будет изображен какой-нибудь эпизод из жизни святого Христофора, со времен изобретения пороха непонятно почему считающегося покровителем аркебузиров.