Молодой, красивый, с копной белокурых волос, с закрученными кверху рыжеватыми усами, в широкополой шляпе и со шпагой на боку, он приезжает ко двору герцога Мантуанского, и тот дарует ему дворянский титул, в котором у художника не было надобности, а затем доверяет ему честь отвезти Филиппу III Испанскому подарки, среди которых посланник прячет свои кисти и палитру. Достигнув определенных высот, гений способен на все. Рубенс выполняет свою миссию, как опытный дипломат, возвращается в Италию и объезжает главные ее города, изучая творчество мастеров, которыми он восхищается, но подражать которым не стремится, и вешает холсты везде, где только находит пустое пространство. На полпути своего паломничества он узнает, что заболела его мать, и бросает все, чтобы повидать ее, но приезжает слишком поздно. Благосклонно принятый Альбрехтом и Изабеллой, которые не хотят впредь никуда его отпускать, он покупает дом в Антверпене и женится на Изабелле Брант.
И вот начинается жизнь, заполненная нескончаемым и неиссякаемым творчеством: религиозные братства, церкви, музеи, дворцы, монастыри — все обращаются к Рубенсу. У Рубенса хватает времени и сил на всех: именно такая жизнь подходит его пылкому и неуемному гению; его полотна пишутся как по волшебству, творческой силой он не уступает Богу. Короли уже не приказывают ему, а просят его. По приглашению французской королевы, матери Людовика XIII, он едет в Париж, получает ее указания, возвращается в Антверпен и без колебаний, без промедления, без остановки начинает писать изумительную серию из двадцати четырех полотен, отразивших всю жизнь Марии Медичи и ставших двадцатью четырьмя главами ее истории. Отныне он уже не знает, какому королю отвечать и какой стране отказывать: его просит Англия, его требует Испания, его ждет Италия. Его невозможно заманить золотом, он зарабатывает по двести флоринов в день! Ему предлагают различные миссии и дипломатические поручения, он берется за все; пересекает границы королевств и на каждой почтовой станции оставляет по картине; затем вновь возвращается в Антверпен, на свою единственную настоящую родину, женится на Елене Фаурмент, украшает часовню, где ему предстоит быть похороненным, и умирает, полный сил и на вершине славы, успев при жизни увидеть, как его обожествляют.
Теперь поговорим о Ван Дейке: пусть ученик следует за своим учителем. Мы видели, как он себя проявил: Рубенс завидует ему. Что служит причиной этой зависти — талант Ван Дейка или его брак? Кто знает? Он завидует ему как ученику или как удачливому любовнику? Неизвестно! Между ними существовало соперничество, вот и все, что мы знаем. Когда ученик и учитель расстаются, ученик дарит учителю портрет Елены Фаурмент, полотно "Ессо homo"[9] и картину "Христос в Масличном саду", на которой он изобразил самого себя в облике Христа. В ответ учитель дает ученику прекрасного арабского скакуна, подарок короля Испании, и Ван Дейк уезжает, как уехал Рубенс за четверть века до этого, как и он, полный надежд и веры в свое будущее.
Молодому художнику, жадному до любовных приключений, не пришлось искать их далеко. Он останавливается в деревне Савентем, неподалеку от Брюсселя, уже успев воспылать страстью к некой поселянке; по ее просьбе и чтобы добиться ее расположения, он пишет две картины для местной церкви. На первой, изображающей святого Мартина, который делится своим плащом с нищим, он изображает самого себя верхом на белом коне, подаренном ему Рубенсом; на второй, представляющей Святое семейство, он помещает портреты своей любовницы, ее отца и ее матери. Наконец, он отправляется в эту извечную Италию, возлюбленную всех тех, кто хранит хоть сколько-нибудь поэзии в своем сердце; там он соперничает с Тицианом и Паоло Веронезе: человеческое тело он изображает не хуже первого, а со вторым может сравниться по насыщенности цвета; потом он отправляется в Геную (рассказывая в своих "Итальянских сценах" о пребывании Ван Дейка в Генуе, поэт-романист Мери рисует его живописцем и удачливым любовником); потом в Рим, где на какое-то время находит утешение, забыв о своем вдовстве; оттуда — на Сицилию, где попутно берет себе двух учеников, которые станут великими художниками, при том что других великих художников в Мессине и Палермо никогда не было; затем, наконец, возвращается в Антверпен, где пишет для коллегиальной церкви "Христа меж двух разбойников", но каноники отказываются принять эту картину, презрительно называя художника мазилой. Блаженны каноники, идущие по пути небесному!
Из Антверпена он едет в Англию, куда его позвал Карл I; именно там он пишет тот великолепный портрет, за который англичане предлагают нашему Музею горы золота; король принимает его, как высокопоставленного вельможу, назначает ему большую пенсию и награждает его орденом Бани. Это звездный час в жизни Ван Дейка. Он заводит себе любовницу, его застолья и экипажи вызывают зависть даже у наследного принца. И тогда Ван Дейка, у которого нет больше никаких желаний из области реального, охватывает стремление к невозможному: возмечтав изготовить философский камень, он оборудует подземелье, покупает тигли и становится алхимиком; золото, которое рекой течет из мастерской художника в его лабораторию, служит ему средством для изготовления золота. Видя, что он растрачивает свое состояние в бессмысленных опытах, а здоровье — в ночных наслаждениях, король женит его на дочери лорда Рутвена (потомка того самого Рутвена, который за сто лет до этого на глазах Марии Стюарт убил музыканта Риччо); затем, сделав его обладателем одной из самых красивых, самых благородных и самых богатых наследниц Великобритании, король приказывает ему отвезти супругу на континент; но уже поздно: через полгода Ван Дейк возвращается в Англию, жизненные силы у него на исходе и самый лучший и самоотверженный уход не может его спасти. Он умирает сорока двух лет от роду, и его хоронят в соборе святого Павла.
Такова была жизнь этих людей, осыпанных блистательными почестями, пылких любовников и гениальных творцов. При жизни они словно метеоры проносятся по миру, озаряя его. Когда же они умирают, их гробницей становится часовня, а мавзолеем — собор.
Увидев эти шедевры живописи, я потерял всякое желание осматривать что-либо еще, но от закрытия музея и до отправления поезда у меня оставалось целых два часа, и я отправился в порт, где находится единственный городской бульвар в Антверпене; первое впечатление от предстающего там зрелища довольно странное: поскольку в четверти льё от города Шельда делает изгиб и исчезает из виду, издалека кажется, что многопалубные суда, следующие по ее излучинам, движутся по равнине и приближаются к порту, влекомые какой-то неведомой силой.
Наполеон, который в своих взглядах на развитие флота придерживался правила размещать крупные судостроительные гавани вдали от морского побережья, в устьях самых значительных рек, проезжая вместе с Декре через Антверпен, оценил расположение этого города и приказал незамедлительно переправить сюда из Бреста пятьсот каторжников и приступить к подготовительным работам. Наполеону пришлось тогда ответить на возражения своего министра, который, отдавая предпочтение Флиссенге-ну, заметил, что если однажды, вследствие какого-нибудь маловероятного, но все же возможного события Бельгия отделится от Франции, то придется сожалеть о том, что такие огромные средства были потрачены на строительство порта, принадлежащего чужой и враждебной стране. Наполеон на мгновение задумался, а затем сказал: "Бельгия может принадлежать впредь лишь врагу Англии". Вследствие этого дальновидного решения и благодаря этой могучей воле, 21 июля 1803 года правительство издало указ приступить к строительству арсенала и судостроительных верфей. 16 августа 1804 года префект заложил первый камень главной военно-морской верфи и торжественно открыл арсенал, а к концу 1805 года три корвета — "Фаэтон", "Вольтижер" и "Фаворитка" — вместе с сорокачетырехпушечным фрегатом "Каролина" были спущены на воду.
И если в 1803 году у Антверпена не было ни единого принадлежащего ему судна и ни одного капитана, который мог бы совершить дальнее плавание, то с 1806 года, благодаря волшебному слову, повелевшему "таковому быть", здесь уже насчитывалось шестьсот двадцать семь судов, оснащенных как бриги, шлюпы и шмаки; кроме того, здесь было два великолепных дока, где одновременно строили десять линейных кораблей: "Антверпенец", "Лионская коммерция", "Карл Великий", "Дюгеклен", "Отважный", "Цезарь", "Блестящий", "Тезей", "Далматинец" и "Албанец".