Разгневанный городской советник продал ее одному англичанину, заработав на этом десять гиней, и, разочарованный таким опытом, вернулся к обучению своих питомцев исключительно инструментальной музыке, что он и продолжает делать с величайшим успехом.
БРЮГГЕ
Как утверждают, Брюгге ведет свое название от фламандского слова "Brug", что значит "мост". И в самом деле, если хорошо посчитать, город, полагаю, имеет пятьдесят шесть мостов, что, на мой взгляд, более чем достаточно для населения в 42 000 душ.
Кроме мостов, здесь имеется семь ворот, восемь городских площадей и двести улиц. Вот почему метр Адриен Барланд, профессор красноречия из Лёвена, умерший там в 1542 году, сказал так:
"Pulchra sunt oppida Gandavum, Antverpia, Lovanium, Mechlina, sed nihil ad Brugas".
Что означает:
"Гент, Антверпен, Лёвен и Мехелен — красивые города, но они ничто в сравнении с Брюгге".
И в самом деле, в эпоху, когда славный ученый писал это цветистое похвальное слово, то есть во времена Филиппа Доброго, Брюгге был не только одним из самых красивых, но еще и одним из самых богатых городов мира. Только в цехе ткачей насчитывалось пятьдесят тысяч работников, то есть на восемь тысяч больше, чем все нынешнее население города, а во времена Гвиччардини, несмотря на то, что Брюгге уже вошел в период упадка, там было шестьдесят восемь цехов, соответствующих различным ремеслам. Добавьте к этому могущественную буржуазию, которая не раз заставляла дрожать от страха не только собственных графов, но и королей Франции, а также многие аристократические кланы, семнадцать консульских учреждений, представлявших все главные государства Европы, множество то одних, то других иностранных торговцев, стекавшихся сюда со всех концов света, — и тогда вы сможете представить себе, какой была столица Фландрии во времена, когда за освобождение плененного Иоанна Бургундского потребовали выкуп в 200 000 дукатов и простой купец из Брюгге, по имени Ди-но Рапонди, смог выступить поручителем в этом деле. Впрочем, сто пятьдесят лет спустя не менее любопытный пример процветания торговли был продемонстрирован в Генте. Карл V, нуждавшийся в двух миллионах флоринов, занял их у купца по имени Дине и в день заключения сделки сказал ему, что в знак благодарности он отобедает с ним. Купец устроил для императора роскошный обед и за десертом разорвал расписку, данную ему Карлом V.
— Государь, — сказал он, положив обрывки расписки на тарелку, — два миллиона флоринов — не слишком большая цена за честь, оказанную мне сегодня вашим величеством.
Господин де Ротшильд еще не в силах сделать такое; правда, короли не приходят к нему на обед, но ведь он-то бывает у них на обедах, а это, по сути дела, одно и то же.
Брюгге превратил в столицу Фландрии Бодуэн Железная Рука, избравший его в 865 году своей резиденцией. Став мужем Юдит, дочери Карла Лысого, он получил от короля франков это графство, до тех пор управлявшееся наместниками, в качестве суверенного наследуемого владения.
Бодуэн Лысый обнес Брюгге крепостными стенами и построил четверо городских ворот.
Бодуэн Молодой учредил там ярмарки и даровал торговцам большие привилегии.
Бодуэн Красивая Борода завершил строительство крепостных стен и назначил для управления городом тринадцать старшин, а также несколько других советников, которых он выбрал из буржуазии и представителей крупных и мелких ремесел.
Затем пришел Бодуэн-с-Топором, прозванный так потому, что он имел обыкновение пользоваться вместо меча топором весом в тридцать фунтов.
Это был строгий поборник справедливости: именно он первый стал искоренять почти все злоупотребления и наказывать за все преступления. Вот два примера того, как он вершил правосудие.
Три торговца драгоценностями и благовониями, по одежде которых можно было догадаться, что они прибыли с Востока, в 1112 году отправились на ярмарку, открывавшуюся в Торхауте, и остановились на постоялом дворе "Золотой крест". Случилось так, что на том же постоялом дворе в это время находился вместе с несколькими своими друзьями монсеньор Генрих де Калло, один из благороднейших и богатейших вельмож Васланда: он только что проиграл в карты огромные деньги и, даже при всем своем богатстве, не знал, как заплатить такую сумму; и тут он поддался на искушение дьявола: вид торговцев и их роскошных товаров навел его на гибельную мысль завладеть их драгоценностями и деньгами.
Когда торговцы собрались уезжать, они отправили вперед слуг, чтобы те подготовили для них жилье, а спустя два часа сами выехали из Брюгге, даже и не думая чего-либо опасаться.
Генрих де Калло и его друзья опередили торговцев, а затем подстерегли их в лесу, напали на них и убили; оттащив тела убитых в чащу, они забрали все золото и все драгоценности, какие были у несчастных торговцев.
Тем временем слуги, приготовив все необходимое к приезду своих хозяев, отправились поджидать их у городских ворот. Время шло, купцов все не было, и слуг стало охватывать беспокойство, как вдруг они увидели Генриха де Калло и его спутников; слуги тотчас же бросились к ним, чтобы узнать, не обогнали ли те по пути, благодаря своим быстрым скакунам, купцов; но фламандские вельможи самым спокойным тоном ответили, что они не понимают, почему им задают такой вопрос, ибо купцы, которые выехали из Брюгге намного раньше них, к этому часу уже должны были прибыть в Торхаут.
Такой ответ усилил опасения слуг, которые после этого разделились: трое остались ждать возле городских ворот, а трое других отправились в сторону Брюгге. Попав в лес, они увидели на земле следы крови, пошли по ним и неподалеку в зарослях нашли три трупа; и тогда, не теряя ни минуты, даже не взяв с собой тела убитых, они бегом кинулись в Вейнендале, где находился граф, с намерением сообщить ему о преступлении и потребовать у него отмщения.
Бодуэн выслушал их с вниманием и серьезностью, каких требовало подобное сообщение; когда они закончили свой рассказ, он заставил их изложить во всех подробностях обстоятельства дела, а затем спросил, нет ли у них самих подозрений по поводу того, кто мог совершить это убийство. Бедные слуги переглянулись, дрожа от страха и не осмеливаясь ответить; но, когда граф повторил свой вопрос, самым настойчивым образом потребовав от них ответа, они сказали, что единственные люди, на которых может пасть подозрение, если только они вправе подозревать могущественных вельмож, это Генрих де Калло и двое его товарищей.
Обвинение было тем более серьезным, что оно касалось весьма высокопоставленных особ; и тогда Бодуэн приказал, чтобы разоблачителей держали под надзором в замке, пока сам он один отправится в Торхаут; и вправду, граф велел оседлать коня, а затем, не говоря никому ни слова о том, куда он направляется, и не разрешив никому сопровождать его, умчался галопом. Впрочем, поскольку все привыкли к подобным его поездкам без свиты и поскольку он всегда носил при себе свой топор, никто не волновался; видя, как он удаляется, его слуги говорили друг другу:
— Отлично, завтра мы услышим что-нибудь новенькое.
Пересекая главную площадь Торхаута, Бодуэн увидел толпу, уже начавшую расходиться: на этой площади только что казнили двух фальшивомонетчиков, и потому чаны, наполненные кипящим маслом, куда их бросили, еще не были убраны. Проезжая мимо, Бодуэн распорядился, чтобы под чанами вновь развели огонь и довели масло до надлежащего состояния кипения, а затем продолжил свой путь.
Приехав на постоялый двор, где остановился Генрих де Калло и двое его товарищей, он представился хозяину и, поскольку этой троицы не было на месте, поднялся вместе с ним в их комнату: сундуки стояли на полу, запертые на ключ. Граф велел сломать замки на сундуках и обнаружил там драгоценности, взятые у торговцев.
Тотчас же Бодуэн приказал арестовать Генриха де Калло и двух его сообщников, а затем, когда по его приказу они были привезены на городскую площадь, где он их уже поджидал, учинил им допрос с такой суровостью, что, благодаря доказательствам, которые были у него в руках, они даже не осмелились отрицать свою причастность к этому преступлению.
Как только они признались в содеянном, граф, не дав им времени на приготовления, велел схватить их, как они были, в одежде и в латах, и бросить в чаны — на глазах у народа, который, таким образом, смог за один день увидеть не одно зрелище, а целых два.