Ко времени обеда граф де Варфюзе послал за бургомистром свою карету, но тот, желая насладиться прекрасной погодой, отправился пешком в сопровождении двух своих охранников; один из них остался стоять на страже у дверей дома, а другой, по имени Жаспер, вошел туда вместе с хозяином.
Граф Рене де Варфюзе сидел во дворе своего дома, под навесом широкой галереи, опоясывающей здание. Когда он увидел бургомистра, его обычно сумрачное лицо озарила радость; подойдя к Ларюэлю, он обнял его, как тогда было принято среди друзей, если даже их разлука была короткой. Впрочем, такой обычай идет с древности. Ведь когда Иуда обнял Иисуса, не прошло и двух часов после того, как они расстались.
Потом граф обернулся к охраннику бургомистра:
— А, вот и ты, Жаспер, как всегда преданный своему господину!
Жаспер поклонился.
— Сегодня тебя ждет отменное угощение, друг мой, ибо я знаю, что ты всегда не прочь поднять стакан за здоровье нашего бургомистра.
Жаспер во второй раз поклонился в знак согласия, ибо он вообще никогда не отказывался выпить, а уж за здоровье Ларюэля всегда выпивал вдвое больше обычного.
Вслед за бургомистром один за другим пришли каноники Нис и Керкхем, адвокат Маршан, певчий церкви святого Иоанна, аббат де Музон, барон де Сезан и, наконец, г-жа де Сезан с девятилетним сыном.
Стол был накрыт в нижней зале с узкими зарешеченными окнами; в передней комнате, в ожидании гостей, стояли слуги, держа наготове полотенца, тазы и кувшины с водой. Они помогли каждому ополоснуть руки, после чего гости прошли в столовую. Варфюзе сел спиной к двери, слева от него расположился адвокат Маршан, а справа — г-жа де Сезан. Ларюэль и аббат Музон заняли места напротив него; остальные приглашенные сели кто где хотел: либо в соответствии со своим общественным положением, либо в соответствии с тем, как они сами себя оценивали. Жаспер стоял за спиной своего хозяина.
Обед был обильный, к столу то и дело подавали заморские вина и изысканные блюда, как и полагается в доме вельможи, принимающего высоких гостей. К концу первой подачи блюд граф велел принести кубки; затем, когда их наполнили по числу сидящих за столом, он произнес:
— За здоровье короля Франции! — и повернулся к аббату Музону, который поклоном ответил на это проявление учтивости.
И каждый опорожнил свой бокал за здоровье Людовика XIII.
Несколько мгновений спустя после того, как гости откликнулись на эту здравицу хозяина, вошел доверенный лакей графа, по имени Гобер, и прошептал ему на ухо несколько слов. Он явился сообщить, что солдаты испанского гарнизона, которые нужны были графу, чтобы привести в исполнение план убийства, прибыли из Наваня, отыскали на берегу Бегаров лодку, ожидавшую их по приказу графа, и, наконец, только что проникли в дом через заднюю дверь, выходящую на реку. Гобер отвечал за свои слова, ибо он собственноручно открыл эту дверь и закрыл ее, впустив солдат. Не успел он договорить, как на пороге появился человек высокого роста, одетый в черный бархатный камзол и сжимавший в руке обнаженную шпагу; он подошел к Варфюзе и коснулся его плеча.
— Я здесь, — сказал он.
Варфюзе обернулся и узнал Гранмона; гости тоже узнали бывшего монаха-расстригу, появление которого не предвещало ничего хорошего.
— Где ваши люди? — спросил Варфюзе.
— Они здесь.
— Тогда пусть войдут.
Гранмон подал знак, после чего в обеденную залу вбежали десятка два солдат и окружили гостей, в то время как остальные заняли позиции у окон и, просунув ружья сквозь прутья решетки, взяли сидящих на прицел.
— Что происходит, господа?! — вскричал Ларюэль, с удивлением поднявшись с места. — Для чего здесь эти люди?
— Эти люди здесь для того, — со смехом отвечал Варфюзе, — чтобы вы выпили за здоровье его величества императора и его высочества принца Фердинанда, как только что пили за здоровье короля Франции.
И поскольку все присутствующие хранили молчание, он продолжал:
— Ах вот как вам нравится мой тост! — И, указав на Жаспера, приказал:
— Хватайте этого молодца.
Солдаты повиновались ему.
— Отлично. А теперь, — продолжал он, — очередь бургомистра.
— Как? И меня тоже, сударь?! — вскричал Ларюэль.
— Да, и тебя, — сказал граф де Варфюзе. — Тебя, аббата де Музона и господина де Сезана.
— Кто здесь аббат де Музон? — спросил Гранмон, не знавший его в лицо.
— Это я, — твердым голосом ответил аббат и поднялся. — Но вы ответите королю, моему повелителю, и не только за то, что случится со мной, но и за то, что случится с каждым из гостей, с коими я имею честь здесь находиться, и даже с этим ребенком, — добавил он, указав на сына г-на де Сезана.
— Хорошо, хорошо, — сказал Варфюзе, — я отвечаю за свои действия.
Он подал знак, чтобы Жаспера и Ларюэля вывели из дома, а затем, когда это было исполнено, продолжал:
— Господа, я выполняю приказ его императорского величества и его высочества принца Фердинанда; слишком долго страдали они от беспорядков, происходивших в этом городе по наущению негодяя, которого по моему приказу только что взяли под стражу. Льежцы напоминают вырвавшихся на волю коней, и я добьюсь того, чтобы они сами же потянулись к узде, пусть даже мне придется заплатить за это жизнью собственного сына, находящегося в плену у короля Франции.
С этими слова он удалился, а следом за ним ушли адвокат Маршан, каноник Линтерман и капитан Гранмон; пленники же остались под охраной солдат. Во дворе он увидел, как четверо или пятеро испанцев держат Ларюэля за воротник.
— Ах, предатель, — вскричал он, направляясь к нему и грозя кулаком, — сегодня я вырву, наконец, у тебя из груди сердце!
— Чем же я вас все-таки оскорбил, сударь? — сохраняя полное самообладание, спросил Ларюэль. — Выходит, вы пригласили меня к себе на обед, чтобы убить? Это бесчестно.
— Принесите веревки, веревки! — закричал Варфю-зе. — Веревки! Свяжите его!
Веревок нигде не нашлось, и потому один из солдат дал свою чулочную подвязку.
Варфюзе сам взялся за дело и так сильно перетянул запястья бургомистра, что из них брызнула кровь.
— Господин граф! — снова воскликнул Ларюэль, пока его связывали. — Во имя Неба, прошу вас, скажите, что я вам сделал дурного?!
Но Варфюзе молча продолжал свое дело, а закончив, произнес:
— А теперь проси пощады у Бога, ибо ты умрешь.
Затем он вполголоса обратился к Гоберу:
— Сбегай за каким-нибудь монахом, чтобы тот его исповедал, и тотчас же назад.
И, повернувшись к испанцам, он приказал им отвести Ларюэля в одну из нижних зал, что они немедленно исполнили.
Варфюзе продолжал прогуливаться по двору в сопровождении адвоката Маршана, который, хотя и опасаясь за свою собственную жизнь, тем не менее высказал графу несколько упреков, в ответ на что Варфюзе молча протянул ему письма от императора и принца Фердинанда, где, по всей видимости, содержался приказ убить Ларюэля. Пока они вели этот разговор, вернулся лакей в сопровождении двух монахов-доминиканцев. Граф сам подошел к двери и распахнул ее.
— Святые отцы, — сказал он, — здесь находится бургомистр Ларюэль; прошу вас, пойдите, исповедуйте его, ибо по распоряжению его императорского величества он будет предан смерти.
— Исповедать бургомистра? Но это невозможно, — ответил один из монахов, — у нас нет на то ни полномочий, ни разрешения от нашего настоятеля.
— Ну что ж! — воскликнул Варфюзе. — Тогда он умрет, не исповедавшись, и разговор окончен! Убейте его!
Но тут оба монаха, Маршан и каноник в один голос воскликнули:
— Монсеньор, монсеньор, во имя Неба! Пощадите бургомистра!
Но Варфюзе, не слушая их, словно в бреду твердил:
— Убейте его! Убейте его!..
— Монсеньор, — промолвил адвокат Маршан, — послушайте, если и не ради него, то хотя бы ради себя самого, сделайте это: Ларюэля очень любит народ, и, если он будет убит, с вами может случиться несчастье.
Но, не слушая его, Варфюзе, как помешанный, продолжал выкрикивать:
— Убейте его! Убейте его!..
Он кричал так громко, что его слышали гости, находившиеся в обеденной зале.