И странный человечек присел на край скамьи, положив одну ногу на другую, скрестив руки и опершись ими на колено; при этом он неотрывно смотрел на пристыженного архитектора, который поднялся, отряхивая пыль с одежды, но при этом не сошел с места.
— Ну же, подойди ближе, — сказал старичок, — ты ведь прекрасно видишь, что я зла на тебя не держу.
— Но кто вы такой?! — воскликнул архитектор.
— Кто я такой? Хорошо, я скажу тебе.
Архитектор подошел на шаг, ибо любопытство в нем пересилило страх.
— Слышал ли ты, — спросил старик, — о Вавилонской башне, садах Семирамиды и Колизее?
— Конечно, — ответил архитектор, подсаживаясь к нему.
— Так вот, их построил я.
— Так вы Сатана? — вскочив на ноги, воскликнул несчастный архитектор.
— К вашим услугам! — ответил Сатана со своим неизменным смешком.
— Vade retro![27]— вскричал архитектор, осенив себя крестным знамением.
Смех перешел в зубовный скрежет; блеснула молния, земля разверзлась, и дьявол исчез.
ОТЕЦ КЛЕМЕНТ
Архитектор вернулся домой, где к ужину его ждала бедная старушка-мать. Но ему не хотелось садиться за стол; вместо этого, взяв бумагу и карандаш и не отвечая на настойчивые просьбы матери, он попытался запечатлеть хоть какие-то ускользающие от него линии, которые начертил палочкой Сатана.
Бедная старушка вся в слезах отправилась спать; после того как сын вернулся из путешествия, она с трудом узнавала его, таким взволнованным и измученным он выглядел и так сильно, на ее взгляд, эти треволнения и муки изменили его.
Архитектор провел всю ночь, рисуя линии и тут же их стирая. В этом таинственном чертеже, только небольшую часть которого ему удалось увидеть, была какая-то фантастическая смелость, достичь которой ему никак не удавалось. С рассветом он бросился на кровать, сломленный усталостью; но сон, вместо того чтобы принести ему успокоение, подверг его новой пытке. Он проснулся в полубезумном состоянии и бросился в церковь святого Гереона, особо им почитаемую.
Подойдя к ней, он остановился возле портала. Это была небольшая массивная романская базилика XI века, которую архиепископ Анно построил на месте древнего храма святой Елены и которая скорее напоминала надгробие, чем церковь. И тут он не смог удержаться и принялся размышлять о разнице между устремленными ввысь башнями, острыми шпилями и оригинальными небольшими колоннами, на глазах у него возникавшими накануне под волшебной палочкой Сатаны, и массивным сооружением в византийском стиле, стоявшим перед ним. В итоге он совершенно забыл о том, что пришел молиться, и двинулся куда глаза глядят, поглощенный одной-единственной и неотступно преследующей его мыслью.
Так он бродил весь день напролет, а к вечеру, не помня по каким дорогам он шел и не отдавая себе отчета в том, как он сюда забрел, снова оказался за Франкскими воротами, на прогулочной аллее, возле скамейки, где сидел накануне. Наступила ночь; аллея была пустынной, и только один человек, как и он, остался за городскими стенами. Это был тот самый старичок. Архитектор с первого взгляда узнал его и подошел к нему.
Старичок стоял возле крепостной стены и что-то рисовал на ней стальным прутом. Каждый штрих являл собой огненную линию, которая мало-помалу затухала, так что по мере того, как великолепный план, который он чертил, продвигался вперед, самые первые его линии начинали бледнеть и в конце концов совсем исчезали. Поэтому глазом невозможно было проследить новые линии, а память не удерживала старые; прерывисто дыша, архитектор наблюдал, как перед глазами у него возникает, проступая в мельчайших деталях, фосфоресцирующий собор, который через мгновение исчезал во мраке и который ему не удавалось охватить целиком.
Он тяжело вздохнул.
— А, это ты, — сказал Сатана, оборачиваясь. — Я поджидал тебя.
— Вот и я, — ответил архитектор.
— Я знал, что мы не поссорились. Смотри, я набросал план. Что ты скажешь об этом портале?
Он снова провел своей палочкой по стене, и на ней возник трехчастный портал пламенеющей базилики.
— Он превосходен! — воскликнул архитектор, даже не пытаясь скрыть свой восторг.
— А об этой башне? — продолжал Сатана, повторив тот же трюк.
— Она великолепна!
— А об этом нефе?
— Он изумителен!
— Ну что ж, все это твое, если хочешь.
— А что ты потребуешь в обмен?
— Твою подпись.
— И ты отдашь мне свой план?
— В полную собственность.
— Я сделаю все, что пожелаешь.
— Встретимся завтра в полночь?
— Завтра, в полночь.
Сатана исчез так быстро, что нельзя было даже понять, в какую сторону он пошел, а архитектор вернулся в город.
Старушка-мать ждала его, как и накануне, не приступая без него к ужину. Архитектор сел за стол, и это несколько успокоило бедную женщину; но скоро она заметила, что сын ее просто-напросто подчиняется физической потребности, в то время как ум его витает так далеко от тела, что ему нет никакого дела до того, чем оно занято.
Все более и более погружаясь в свои мысли, архитектор встал из-за стола и ушел к себе в комнату; мать не осмелилась последовать за ним, но села возле порога, чтобы быть рядом, если ему вдруг что-то понадобится.
Какое-то время она слышала, как он вздыхает и молится; но поскольку в этом не было никакого повода для беспокойства, она по-прежнему не решилась войти к нему. Затем он лег. Еще долго она слышала, как он ворочается с боку на бок в кровати; потом наступила тишина, за которой последовали жалобы и стоны. Потом ей показалось, что из комнаты доносится какой-то спор; послышался шум, словно там дрались; затем раздались приглушенные крики. Ей почудилось, что ее сын зовет на помощь. Тогда она вошла, полагая, что он борется с каким-то убийцей. Но он был один и громко кричал во сне:
— Нет, нет, Сатана, ты не получишь мою душу!
Услышав это страшное имя, бедная мать перекрестила лоб спящего сына, что, казалось, слегка его успокоило; затем она принялась молиться у изножья кровати, перед образом Богоматери: эту написанную яркими красками икону привез из Константинополя и подарил сыну какой-то паломник. По мере того, как она читала молитву, сон архитектора становился все спокойнее; наконец, когда молитва была закончена, дыхание его стало ровным и чистым, как дыхание ребенка.
Наутро он встал довольно спокойным и подошел к окну вдохнуть утренний воздух. Он увидел, как из дома, одетая в траур, вышла его мать; она заметила его и подошла к окну.
— Куда вы идете, матушка? И почему вы вся в черном?
— Потому что сегодня годовщина смерти твоего отца, и я иду в церковь святого Гереона заказать священнику мессу за упокой душ в чистилище.
— Увы, увы! — прошептал архитектор. — Нет ни такой мессы, ни таких молитв, какие могли бы извлечь мою душу из бездны, в которую она скоро попадет.
— А ты не хочешь пойти со мной? — спросила старушка.
— Нет, матушка; но, если вы встретите старого отца Клемента, пришлите его ко мне. Это святой человек, и я был бы рад попросить его совета по одному делу, которое меня мучит.
— Да сохранит тебя Господь в твоих благих намерениях, сын мой; ибо, если я не ошибаюсь, вокруг тебя рыщет враг рода человеческого.
— Идите, матушка, — сказал архитектор.
Старушка удалилась, а архитектор остался стоять у окна,
погруженный в свои мысли. Вскоре он увидел, как старый отец Клемент появился из-за угла и подошел к их дому. Он закрыл окно и стал ждать.
Старый монах вошел внутрь; это был не только, как сказал архитектор, святой, но еще и сведущий человек, который вырвал из когтей дьявола много душ, стоявших на пороге гибели. Однако поскольку сам он всегда жил с чистой и невинной совестью, то как бы ни желал дьявол воздать ему за вред, который тот ему причинял, это было невозможно; и как бы яростно он с ним всякий раз ни сражался, монах всегда выходил победителем; так что
Сатана столько раз обламывал когти в борьбе со святым отцом, что он уже давно держался от него подальше, позволяя ему спокойно завоевывать себе место в раю.
Поскольку монах прекрасно разбирался в делах такого рода, то стоило ему взглянуть на архитектора и увидеть его изможденное и осунувшееся лицо, как он понял его душевное состояние и воскликнул: