ГОСПОДИН ФОН МЕТТЕРНИХ И КАРЛ ВЕЛИКИЙ
Крайности сходятся. После бедняжки Лорелеи, ставшей жертвой собственной любви, идут семь девственниц, ставших жертвами собственной строгости; эти семь девственниц были семью сестрами, которые развлекались тем, что заставляли юных красавцев умирать от любви. Святой Николай, по всей видимости с давних пор покровительствовавший юношам, обратил этих девственниц в семь выступающих из воды камней, которые непременно показывают проезжающим мимо девушкам, чтобы излечить их от подобной болезни, случись им ею заразиться.
Оставив позади Обервезель с его высокой башней и Рейнскую Пруссию, мы возвратились в герцогство Нассау, покинутое нами совсем недавно. Замок Гутенфельс, стоящий над Каубом и разрушенный в 1807 году, возвышается и над караульней, так или иначе сохраненной в память о Густаве Адольфе: оттуда он отдавал приказы в ходе сражения, которое было дано им испанцам, пытавшимся помешать ему переправиться через Рейн. Почти напротив этой караульни, посредине Рейна, высится массивное сооружение необычной формы, которое издали напоминает стоящее на якоре судно, готовое спуститься вниз по течению. Это замок Пфальц, куда поднимаются по узкой лестнице и где пфальцские принцессы разрешались от бремени. Теперь, когда уже нет больше Рейнского пфальцграфства, этот замок принадлежит герцогу Нассау. Колодец, выдолбленный в скале и не сообщающийся с рейнскими водами, питается источником, который лежит в двадцати футах ниже речного дна.
В ста шагах выше Пфальца виднеется Бахарах, который может вызывать любопытство путешественника тремя своими достопримечательностями: в нем интересны его развалины, его das Wilde-Gefahrt и его вино. Развалины — это руины церкви Вернера; das Wilde-Gefahrt, или Бешеный проход, — это нечто вроде водоворота, который образует река и который почти не опасен в хорошую погоду, но страшен в ненастные дни; и наконец, вино, которое император Венцеслав ценил так высоко, что за четыре большие бочки этого вина он даровал вольности городу Нюрнбергу. Кстати, благодаря скале, находящейся между островом Бахарах и правым берегом реки, можно заранее определить, каким будет качество этого замечательного напитка. Если с июля по сентябрь вершина скалы выступает из воды, что случается лишь в годы сильной засухи, урожай можно покупать на корню; если же, напротив, скала остается под водой, то тем самым ценители вина заранее извещены, что им придется подождать до следующего года.
Что же касается руин церкви, о которых мы вскользь упомянули, то, даже при всей их обветшалости, они остаются чрезвычайно посещаемым местом паломничества; своей славой они обязаны чудесам, которые святой Гвер-нард творил не только при жизни, но, к тому же, и после смерти. Когда евреи, пытавшиеся заставить его отречься от христианской веры, убили его в Везеле и бросили в Рейн, мертвое тело, вместо того чтобы плыть вниз по течению, поднялось до Бахараха, и на следующий день после убийства, когда убийцы думали, что труп должен был находиться по крайней мере в Кобленце, святого обнаружили лежащим на берегу, напротив того места, где затем была построена посвященная ему церковь: казалось, он просто спит.
Впрочем, по мере того как вы поднимаетесь вверх по Рейну, легенды перестают быть одной лишь поэзией и обретают материальное воплощение; дело в том, что берега реки постепенно понижаются, а горы, увенчанные старинными замками, сменяются склонами, покрытыми виноградниками, и потому, миновав замок Зонек, разрушенный в 1282 году Рудольфом Габсбургским и восстановленный родом фон Вальдек, который, угаснув, оставил угасать и свое родовое гнездо; замок Фалькенбург, разрушенный в то же самое время и, как и его сосед, восстановленный в начале XIV века пфальцграфом, затем доставшийся архиепископу Майнцскому, а после перешедший в руки его кредиторов; и наконец, замок Рейн-штейн, имеющий более счастливую судьбу, чем два предыдущих, и обязанный своей давней славой легенде о Ку-но фон Фалькенштейне и его невесте, а своей нынешней славой — покровительству, которое оказывает ему принц Фридрих Прусский; и потому, повторяю, самое лучшее, что может сделать человек с поэтической душой, миновав эти три замка, — это расстаться со своим проводником и взять в советчики какого-нибудь разъездного приказчика из известного торгового дома в Кёльне или Майнце, чтобы выяснить у него, какие местные виноградники здесь следует посетить. И тогда, в зависимости от того, предпочитает ли путешественник красное вино белому или же белое вино красному, ему предстоит сделать выбор межд^ Ингельгеймом, который заложил Карл Великий, или Йоханнисбергом, из которого извлекает выгоду г-н фон Меттерних.
Первое из двух этих знаменитых и дважды вошедших в историю памятных мест, которые встречаешь на своем пути, это Йоханнисберг — выдвинутая вперед крутая возвышенность Таунуса, обращающая на себя внимание своей округлостью и террасами спускающаяся почти до уровня реки. Именно на этих террасах произрастает виноград, из которого изготавливают знаменитый шато-йоханнис-берг, пользующийся столь высокой репутацией, что, будучи весьма слабыми ценителями вин, мы все же не считаем возможным обойти его вниманием и не уделить несколько строк его истории.
На прославленной горе Бишофсберг, или Йоханнис-берг (то есть на горе Епископа, или горе Святого Иоанна — это уж кому как нравится ее называть), прежде стоял монастырь, основанный в 1109 году Рутхардом II, архиепископом Майнцским. В ИЗО году, то есть спустя двадцать один год после основания монастыря, архиепископ превратил его в аббатство, которое процветало в течение четырех столетий, пока, наконец, в 1552 году оно не было сожжено Альбрехтом Бранденбургским. Пожар этот, разрушивший монастырь, повлек за собой его упразднение в 1587 году; ну а то, что осталось от его зданий, было окончательно разрушено шведами во время Тридцатилетней войны.
Но не монастыри и не аббатства, а виноградники составляли богатство горы Святого Иоанна. Поэтому в 1641 году основная часть горы была отдана в залог имперскому казначею Губерту фон Блейману за 50 000 флоринов, то есть примерно за 66 000 франков, а поскольку эта сумма так никогда и не была возвращена, то в 1716 году князь Фульды унаследовал права на эту землю. Начиная с этого времени прославленный виноградник стали использовать с соблюдением всех правил виноделия, и потому продукция с шестидесяти трех арпанов его площади, попавшей в руки нового владельца, составляла пятнадцать или шестнадцать бочек, а иногда двадцать три или даже двадцать четыре бочки. А так как каждая бочка содержит тысячу триста бутылок вина и в самые выдающиеся годы, какими были, например, 1779-й и 1783-й, бутылка продавалась за 12 флоринов, другими словами, почти за 24 франка, то понятно, что доход от этих шестидесяти трех арпанов стоил затраченных усилий. И потому, когда в 1803 году аббатство Фульда было упразднено, принц Оранский не преминул заявить о своих правах на эти бесценные земли; к несчастью, едва он успел отведать производимое там вино, Наполеон их у него отобрал, как позднее он поступит с Голландским королевством, и подарил их маршалу Келлерману, вероятно в память о его блестящей атаке при Маренго. Герцог де Вальми удерживал эти земли в своей собственности вплоть до 1816 года, когда австрийский император, у которого, в отличие от Наполеона, естественно, не было причины испытывать к маршалу чувство признательности, отобрал их у него и передал г-ну фон Меттерниху, получившему их как ленное владение и с условием выплаты десятой части дохода от них. Знаменитый дипломат расширил сады, поднял на целый этаж жилую часть замка и приказал расписать стекла в часовне своими гербами. Может быть, он хотел показать этим хрупкость прав на то, чем владеет человек?
Помимо склонности к дипломатии и земледелию, господин князь фон Меттерних питал также страсть к автографам. Его продолжавшиеся в течение тридцати лет отношения со всеми европейскими монархами, кое-кто из которых был обязан ему своей короной, с легкостью позволили ему собрать достаточно хорошую коллекцию писем королей и императоров, и тем более, разумеется, писем всех тех мелких князей, государства которых по восемь или десять раз проходили через его руки. Кроме того, поскольку у него никогда не было недостатка в одах немецких поэтов и сонетах итальянских импровизаторов, ему больше нечего было желать по части поэзии, но вдруг он заметил, что во времена, когда пресса становится мощной силой, ему следовало бы иметь хоть несколько автографов журналистов. А так как в Италии и в Германии, где издается множество газет, из-за цензуры нет журналистов, ему пришлось прибегнуть к помощи Франции. Господин Жюль Жанен был одним из тех, кто получил письменную просьбу соперника г-на де Талейрана, составленную по всем правилам аристократической вежливости, которая является его отличительной чертой.