Замок Раштатт был построен маркграфиней Сибиллой Августой, которая, должно быть, отличалась отменным вкусом и редким умом. Я бы с большим удовольствием провел три-четыре дня в одной из этих великолепных комнат, украшенных замечательными гобеленами, читая там в свое удовольствие письма г-жи де Севиньи и мемуары Бюсси-Рабютена. Мне кажется, что, оттеняя друг друга, комнаты и книги от этого еще больше бы выиграли.
К тому же, по соседству с гобеленами, фарфором и китайскими безделушками маркграфини, которые украсили бы любой французский будуар в стиле рококо, выставлены не менее ценные диковины, собранные ее мужем, маркграфом Людвигом Вильгельмом. Это трофеи, добытые им у турок и заполняющие две комнаты оружием и знаменами. Третья комната отведена не менее любопытным трофеям: это четыре портрета в полный рост, изображающие четырех жен паши, которых победитель взял в плен и привез с собой в Раштатт. Говорят, что эта часть добычи была воспринята маркграфиней куда менее восторженно.
Раштатт был местом заседания двух конгрессов; на первом, происходившем в 1714 году, встречались принц Евгений и маршал де Виллар. На деревянной обшивке стен замка до сих пор видны чернильные пятна: они остались там после того, как маршал де Виллар в минуту гнева отбросил перо, которым его хотели заставить подписать статью договора, сочтенную им недостойной величия Франции.
От второго конгресса, происходившего здесь, также остались пятна, но не чернил, а крови; они тоже не были смыты, хотя и пали позором на Австрию. Мы имеем в виду конгресс 1797 года, который длился до весны 1799-го и по окончании которого были убиты Робержо и Боннье д'Алько и тяжело ранен Жан де Бри.
Это преступление было совершено 28 апреля 1799 года. Как мы сказали, к тому времени конгресс тянулся уже два года. Австрия, видя, что дела улаживаются в пользу Франции, внезапно прервала заседания. Когда об этом было объявлено, полномочные представители Франции заявили, что ничто, кроме силы, не способно заставить их покинуть пост, на который они были назначены государством, и что они останутся в Раштатте до тех пор, пока государство не отзовет их назад. Получив этот ответ, австрийцы окружили город, а их патруль, прервав сообщение с Францией, перехватил письма, которые французские представители написали правительству. Боннье д'Алько, который был главой миссии уполномоченных, получил приказ вернуться в Страсбург и 28 апреля приготовился покинуть город, угрожая Австрии гневом Директории. Но едва трое уполномоченных, следовавших в двух каретах вдоль Рейна, добрались до Рейнау, как из Шварцвальда внезапно показался отряд секейских гусар и с саблями наголо напал на них; Робержо был убит прямо в объятиях жены, а Боннье д'Алько и Жана де Бри выволокли из кареты; первого бросили мертвым у подножия дерева, а второго оставили умирать на дороге; потом, захватив все документы, относящиеся к миссии уполномоченных, гусары скрылись в том же лесу, из которого они появились.
И тогда, проявив сверхъестественное мужество, вдова Робержо, жена Жана де Бри, которая была беременна, и две его дочери перенесли в кареты раненого и убитых и двинулись в обратную сторону, в Раштатт, чтобы потребовать у еще остававшихся там одиннадцати полномочных представителей провести расследование этого нарушения международного права. Но вдовы и сироты, хотя они и действовали от имени Франции, получили лишь протокол, составленный посланником Пруссии и подписанный всеми его коллегами; в этом протоколе удостоверялся факт убийства, а убийцами признавались гусары австрийского полка секеев.
Жан де Бри оправился от своих ран и по возвращении в Совет пятисот, членом которого он состоял, был избран его председателем. Что же касается Боннье, то его место в Совете старейшин два года оставалось незанятым, а его кресло было покрыто черным крепом; когда же во время переклички на открытии каждого заседания провозглашалось его имя, председатель отвечал: "Месть!"
С высоты дворцового бельведера, который украшен статуей Юпитера из золоченой бронзы и откуда открывается великолепный вид, вы сможете разглядеть, следуя указаниям привратника, тот самый уголок леса, где произошло кровавое преступление, о котором только что было рассказано.
Спустившись с бельведера, вы обнаруживаете в коридоре еще две фигуры, но изображенные уже не во весь рост, а на всех четырех лапах: это чучела двух гигантских котов.
Первый — это жертва меткости маркграфа Людвига Вильгельма, дикий кот, которого его высочество убил на охоте в Шварцвальде.
Второй — любимец маркграфини Сибиллы Августы; сознавая важность своего положения, он оставил, по примеру всех выдающихся личностей, собственноручно написанные им мемуары. Поскольку они обладают преимуществом быть несколько лаконичнее тех мемуаров, какими удручают нас нынешние книжные лавки, их начертали наверху портрета. Вот они:
"Я явился сюда в возрасте двух лет и весом в восемнадцать фунтов. В течение четырех лет, проведенных мною подле моей августейшей хозяйки, я съел столько превосходных цыплят, столько жареных каплунов и столько жирных гусей, что теперь мой вес составляет тридцать три фунта".
На этом месте мемуары прерываются, поскольку несварение желудка оторвало достопочтенного Родилара от его гастрономических и литературных занятий.
Привратник уверял меня, что именно эти несколько строк подали Гофману мысль создать образ кота Мурра.
Замок Раштатт привил нам вкус к постройкам маркграфини Сибиллы; поэтому мы решили посетить на следующий день замок Фаворитка, подняться вверх по долине реки Мург и вернуться в Баден через Штауфенберг. Чтобы совершить такую прогулку, требовался целый день.
Первый наш визит был в замок Фаворитка. Подобный замок не описывают, его просто советуют посетить. Так что пусть те, кому нечем больше заняться, отправляются осматривать замок маркграфини Сибиллы; вероятно, это лучший образец безумного рококо. Он датируется 1725 годом; это была изумительная эпоха.
Только одна подробность несколько портит впечатление от целого — это кушетки красного дерева, а также красно-желтые хлопковые шторы, которые нынешний великий герцог не колеблясь внес в это великолепие Регентства.
Уверяют, что сюда является призрак Сибиллы и что уготованное ей на том свете наказание за все совершенные ею на этом свете мелкие прегрешения состоит в том, чтобы видеть среди очаровательной мебели, сделанной по ее эскизам, эти шторы и эти кушетки.
Если это правда, то, должно быть, грехи ее были куда больше, чем говорят, или же прелестная маркграфиня имела поклонников вплоть до своего последнего вздоха.
Мы распрощались с маркграфиней, пожелав ей, чтобы такое жестокое наказание завершилось как можно быстрее.
В Куппенгейме вы попадаете в долину. Куппенгейм — это красивый городок с населением в полторы тысячи или в тысячу восемьсот душ, расположенный в необычайно живописном месте, однако в самом городе нет ничего любопытного, и потому мы остановились там лишь на завтрак, а затем продолжили путь.
На выезде из Куппенгейма проводник показал нам деревню Ротенфельс, а на скале кроваво-красного цвета, давшего название деревне, — развалины старого замка.
Вот что нам рассказали о последнем жившем в нем владетеле.
Это был мрачный и жестокий человек, имевший поочередно трех жен, но все они загадочным образом исчезли; поговаривали, однако, будто, когда после трех лет брака с первой женой он понял, что она не может родить детей, он отравил ее, чтобы взять в жены другую. Но когда по прошествии трех лет эта вторая жена тоже осталась бесплодной, он принял необходимые меры, чтобы получить возможность жениться на третьей, от которой три года спустя избавился, как и от двух предыдущих.
Так что он жил один в своем замке, без наследников, родственников и друзей, обращая свой гнев на несчастных крестьян и заставляя их работать так тяжко, что некоторые умирали от усталости. Среди этих последних был и старик по имени Готфрид. О нем в деревне сильно печалились, во-первых, потому что все его очень любили, а во-вторых, потому что он оставил несчастную сиротку семи лет.