Крестьяне устроили складчину и решили, что они будут воспитывать малышку Клерхен за общий счет. Правда, вассалы графа фон Ротенфельса были столь бедны, что им не удалось бы осуществить задуманное, если бы, по счастью, это не требовало так мало расходов. Речь шла всего-навсего о куске хлеба каждый день и платье раз в год. Что же касается прочих предметов одежды, то девочка, превосходно умевшая прясть, сама пряла для них пряжу, а деревенский ткач бесплатно ткал ей полотно.
Прошло семь лет, в течение которых Клерхен выросла и превратилась в красивую юную девушку. Многие влюблялись в нее, но она предпочла всем садовника из замка. А поскольку в силу своих обязанностей садовнику случалось порой видеть своего хозяина, он неоднократно просил у него разрешения на брак, но граф всякий раз ему отказывал. Наконец, когда он осмелился снова обратиться к нему с этой просьбой, граф спросил:
— А на ком ты хочешь жениться?
— С вашего разрешения, монсеньор, на малышке Клерхен.
— А кто такая малышка Клерхен?
— Монсеньор, — в некоторой растерянности ответил садовник, — это дочь бедного Готфрида.
— Ах да, знаю, — промолвил граф, — это та, которую называют сироткой, не так ли?
Садовник кивнул в знак согласия.
— Что ж, пришли ее ко мне. Говорят, она умеет превосходно прясть?
— Не хуже Пресвятой Богородицы, монсеньор. Ее научила этому старуха Рокен.
— Тем более! Я поручу ей одну работу. И если останусь доволен, там видно будет.
Произнеся эти слова, он так странно улыбнулся, что бедный садовник, вместо того, чтобы обрадоваться обещанию, данному графом, задрожал всем телом, испугавшись, что у того есть дурные намерения насчет бедной Клерхен. Но было поздно, и приходилось выполнять приказ графа. Так что Клерхен была предупреждена своим возлюбленным, что на следующий день ей надо прийти в замок.
Клерхен повиновалась. Она застала графа сидящим перед окном, которое выходило на деревенское кладбище, и подошла к нему, вся дрожа.
— Вы пожелали видеть меня, монсеньор, — пролепетала бедная девушка.
— Да, — ответил граф.
— Я здесь, сеньор.
— Послушай, — сказал граф, — говорят, что после старухи Рокен ты лучше всех в долине Мурга умеешь прясть.
— Монсеньор, я пряду не лучше других, просто во время работы я не пою, а молюсь, и потому Господь благословляет мой труд.
— Тогда подойди ко мне, — велел граф.
Девушка повиновалась.
— Посмотри в окно.
Девушка снова повиновалась. Окно, как уже было сказано, выходило на кладбище.
— Видишь вон ту могилу? — продолжал граф.
— Увы, — сказала девушка, — это могила моего отца.
— Как видишь, она вся заросла крапивой.
— Да, крапива хорошо растет на могилах, — вздохнув, прошептала девушка.
— Так вот, — продолжал граф, — я слышал, как моя кормилица рассказывала, что из крапивы можно сделать нить тоньше, чем самый тонкий шелк. Спряди мне из этой крапивы пряжу на две рубахи: одна будет твоей свадебной рубашкой, а вторая — моим саваном. Когда ты принесешь их обе, я дам согласие на твою свадьбу.
— Увы, монсеньор, — ответила юная Клерхен, — я ни разу не слышала, чтобы из крапивы можно прясть нить, и не знаю, как это делается.
— Ну, так узнай. Твоя свадьба состоится только при этом условии.
— Но, монсеньор!
— Я все сказал. Уходи и возвращайся сюда, лишь если принесешь две рубахи.
Бедняжка Клерхен ушла вся в слезах. На полпути к деревне она встретила поджидавшего ее садовника. Рассказав ему, что произошло, она спросила, не слышал ли он, что из крапивы можно прясть пряжу.
— Увы, да, — ответил бедный парень. — Но тебе потребуется больше двадцати лет труда, а старухе Рокен больше пятнадцати, чтобы спрясть пряжу на две рубахи. Так что такое задание — все равно, что отказ.
— Нам не стоит еще отчаиваться, — ответила девушка. — Я пойду сегодня же вечером на могилу отца и буду так долго молиться, что, возможно, Господь смилостивится над нами и придет нам на помощь.
Но ее возлюбленный грустно покачал головой, а поскольку было заметно, что граф глядит на них через окно, он испугался, что тот накажет его за минутную отлучку от работы, и поспешил вернуться в сад. Что же касается Клерхен, то она вернулась в деревню, а когда настал вечер, отправилась на кладбище и, опустившись на колени у могилы родителей, принялась так горячо и неистово молиться, что не заметила, как вслед за ней туда пришла старуха Рокен; стоя рядом с девушкой, старуха ждала, когда та закончит молитву. Но так как бедное дитя продолжало молиться, она спросила:
— Клерхен, что с тобой случилось и отчего ты так горько плачешь во время молитвы?
Клерхен вскрикнула от радости, ибо она узнала голос старой Рокен, даже еще не увидев ее, а поскольку в деревне шептались, что старуха — добрая фея, девушка подумала, что ей ниспослана помощь свыше, которую она так ждала. Клерхен бросилась в объятия старухи и рассказала ей о своем разговоре с владельцем замка.
— Только и всего, моя милая Клерхен? — смеясь, спросила старуха. — В таком случае, все можно уладить и через три месяца у тебя будут твои две рубахи.
С этими словами она принялась рвать крапиву, которая росла на могиле папаши Готфрида, и, наполнив ею свой передник, ушла с кладбища, повторяя сиротке, что ей не о чем беспокоиться, а Клерхен, свято верившая словам старухи, вернулась домой успокоенная.
С того дня прошло полтора месяца, и граф, который больше не видел Клерхен, забыл о ней; но как-то раз, охотясь в горах, он погнался за зайцем и возле какой-то пещеры заметил старушку, которая пряла на веретене, причем так споро и ловко, а превосходное волокно превращалось под ее пальцами в такую превосходную нить, что он остановился и подошел к прядильщице.
— Здравствуйте, добрая старушка, — обратился он к ней, — вы, наверное, прядете пряжу на свадебную рубаху?
— Пряжу на свадебную рубаху, смертную рубаху, к вашим услугам, монсеньор, — пробормотала старуха.
Граф почувствовал, что его невольно пробирает дрожь. Но он тут же взял себя в руки и произнес:
— До чего прекрасный лен! Где ты его украла?
— Я не украла его, монсеньор, — ответила старуха. — Это всего-навсего волокно из крапивы с могилы славного Готфрида. Разве вы, ваша милость, не слышали от своей кормилицы, что из крапивы делают нить тоньше самого тонкого шелка?
— Да-да, я и вправду слышал это, — ответил граф, волнуясь все больше и больше. — Но я считал, что это все досужие выдумки.
— Это не выдумки, — сказала старуха.
— А для кого вы это прядете?
— Для малышки Клерхен, невесты садовника, которой его хозяин, владетель Ротенфельса, заказал две рубахи. Если вы знакомы с ним, монсеньор, скажите ему, что через полтора месяца рубахи будут готовы.
Владелец замка почувствовал, что силы изменяют ему, и, стыдясь собственной слабости, молча пустил лошадь вскачь; старуха же продолжала прясть, напевая одну из старинных песен, которые обычно поют во время зимних вечерних посиделок.
Через три месяца, час в час после того, как граф фон Ротенфельс заказал рубахи Клерхен, он увидел, как к нему входит девушка; в каждой руке она держала по рубахе.
— Монсеньор, — сказала она, — вот две рубахи, которые вы заказали; на них пошла пряжа из крапивы, которая растет на могиле моего бедного батюшки. Я строго следовала вашему приказу и надеюсь, что вы так же неотступно выполните свое обещание.
И в самом деле, граф фон Ротенфельс, как и обещал, приказал на следующий день сыграть свадьбу Клерхен и молодого садовника, но едва только капеллан успел благословить новобрачных, как его срочно вызвали к владельцу замка: у того случился апоплексический удар и он был при смерти.
А вечером, в ту самую минуту, когда две девушки вручали Клерхен ее свадебную рубаху, две старухи облекали владельца замка в саван.
ПЕТЕР ФОН ШТАУФЕНБЕРГ