Но в ту пору на землях империи все было спокойно, поэтому Петер отложил в сторону шлем и доспехи и, не имея возможности воевать с людьми, повел войну с кабанами и ланями в долине Мурга. И вот как-то вечером, после долгой и изнурительной охоты, утомленный жарой и жаждой, он вспомнил о восхитительном источнике, где ему не раз случалось утолять жажду. А так как источник этот должен был находиться где-то поблизости, он пустил лошадь в галоп и вскоре, услышав журчание воды, спешился, привязал коня к придорожному дереву, а сам вступил в лес.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как увидел источник, манящий прохладой еще больше, чем обычно, ибо то был закатный час, когда роса выпадает на землю, а туманная дымка поднимается к небу.
Но на этот раз источник не был, как всегда, безлюден: очаровательная девушка, которой на вид было самое большее лет пятнадцать или шестнадцать, лежала на берегу, окунув свои маленькие ступни в ручеек, подперев рукой голову в венке из кувшинок и меланхолично созерцая течение вод. Увидев ее, Петер фон Штауфенберг остановился, решив, что все это ему почудилось, поскольку ни разу в жизни ему не доводилось видеть ничего подобного.
Но девушка, услышав шум его шагов, подняла глаза и, взяв лежавшую подле нее раковину, казалось, сделанную из серебра и лазури, наполнила ее водой и протянула рыцарю, который, глядя на незнакомку, забыл обо всем на свете: и о жаре, и об усталости, и о жажде. Рыцарь стал пить из раковины, запрокинув голову, а когда он опустил глаза и взглянул туда, где только что находилась девушка, то увидел, что ее там больше нет. На том месте, где она прежде была, трава даже не казалась примятой, а самые хрупкие цветы тянулись вверх, распрямив стебельки, напоенные свежестью и влагой росы; ему лишь почудилось, что легкие волны, появившиеся на поверхности воды, постепенно затихают, словно прекрасная незнакомка целиком погрузилась в источник; когда же рябь на воде улеглась, от присутствия девушки не осталось и следа, и если бы не изумительная раковина из серебра и лазури, оставшаяся в его руках, то рыцарь мог бы подумать, что все это ему пригрезилось.
Наверное, он мог бы провести здесь всю ночь, в надежде, что девушка появится вновь, если бы не услышал, как протрубил рог псарей, и если бы ржанье его коня не привело их туда, где находился хозяин; однако, опасаясь, что столь большая свита испугает девушку и она не вернется не только в этот вечер, но и в другие дни, он быстро вышел из леса, приказав, чтобы никто не смел пить из этого источника, и вместе со всей свитой направился назад к своему замку.
На следующий день граф пожелал пить лишь из своего прекрасного перламутрового кубка, и, хотя его вина были лучших рейнских и мозельских сортов, они казались ему куда менее вкусными, чем простая вода из источника, которую подала ему прекрасная незнакомка.
Поэтому вечером, в тот же час, Петер фон Штауфенберг вышел один из замка и направился к источнику; девушка лежала на том же самом месте и, увидев рыцаря, встретила его нежной улыбкой. Граф был вне себя от радости, ибо накануне незнакомка исчезла, не дав ему никакой надежды на новую встречу. Девушка знаком велела ему сесть рядом, словно поджидала его, и тогда граф спросил, как ее зовут и откуда она.
— Меня зовут Ундиной, — ответила девушка, — и живу я неподалеку; я часто наблюдаю, как вы приходите напиться из источника, и потому знаю вас.
Они беседовали так с полчаса, как вдруг послышался шум: по-видимому, это какая-то косуля пришла к своему любимому источнику попить воды; рыцарь, опасаясь нескромных взглядов, повернулся в ту сторону, откуда донесся этот шум; когда же, выяснив его причину и успокоившись, он захотел возобновить беседу с Ундиной, девушки уже не было, и снова, как и накануне, бурлящая вода указывала на то место, где она исчезла.
Как и накануне, рыцарь еще долго сидел в ожидании, но девушка так и не появилась, и, как и накануне, через какое-то время ему пришлось уйти; однако он не хотел покинуть источник, не испив из него воды, показавшейся ему тогда столь приятной на вкус, и, поскольку у него не было с собой его прекрасного кубка, он лег на землю и опустил голову к поверхности воды; и тут ему почудилось, что вместо собственного отражения он видит на водной глади лицо Ундины, а когда его губы коснулись воды, то вместо влаги, которую он ожидал ощутить, молодой человек почувствовал прикосновение дрожащих уст; Петер фон Штауфенберг издал любовный стон; ему вторил стон, казалось, исходивший из глубины источника: влюбленные обменялись своим первым поцелуем.
Петер фон Штауфенберг вернулся в замок, почти обезумев от счастья. Всю ночь он не мог уснуть, непрестанно ощущая на губах вкус этого жгучего поцелуя, и корил себя, что не последовал за Ундиной в ее прибежище; на вечер он строил множество планов, один безумнее другого, и поминутно смотрел на солнце, поскольку вечер все не наступал.
Наконец, стемнело. Но Петер фон Штауфенберг уже был у источника, причем намного раньше того часа, когда он прежде встречал здесь Ундину; однако у источника было безлюдно, и бедный рыцарь впал в отчаяние, как вдруг ему показалось, что он слышит нежное пение, исходящее из глубины вод, и среди кувшинок, покрывавших течение ручейка, он увидел белокурую головку Ундины; он хотел было бросился к ней, но девушка знаком остановила его и, ступая по широким листьям водных растений, даже не шелохнувшимся под весом ее тела, достигла берега, и, что удивительно, вода, которая стекала по ней крупными каплями, напоминавшими жемчуг, казалось, не замочила ни ее волосы, ни ее одежду. Подойдя к рыцарю, она, как и прежде, села подле него; Петер опустился перед девушкой на колени, взял ее за руки и так нежно взглянул на нее, что не могло оставаться сомнений относительно чувств, которые он к ней испытывал. Ундина улыбнулась, а потом, после минуты молчания, в течение которой она смотрела на него с такой же нежностью, произнесла:
— Да, вы любите меня, и, хотя вы храните молчание, я читаю в вашем сердце; я тоже люблю вас; дочь человеческая заставила бы вас дожидаться такого признания, и, возможно, мне следовало бы поступить так же, но вы видите, что я иной породы, нежели вы: я прозрачна, как хрустальный дворец, в котором живу, и не умею ничего таить.
— О, как я счастлив! — вскричал рыцарь. — Ибо я люблю вас больше, чем способен выразить, люблю с того самого первого дня, когда увидел вас, и буду любить вечно.
— Вечно? — прошептала Ундина. — Прошу вас, думайте о том, что говорите, ибо мы, феи вод, даруя свою любовь, отдаем не только сердце, но и руку, а поскольку мы бессмертны, данная нами клятва свяжет нас навечно; вы уверены, что способны на такое?
— Я могу ручаться только на время моей жизни, — ответил рыцарь, — но пока я жив, я буду любить вас.
— Отвечаете ли вы за свои слова? — спросила Ундина. — Не следует давать неосторожных обещаний, не клянитесь в верности, если ваша верность не так чиста, как хрусталь этих вод, не так прочна, как сталь вашего меча; подумайте о том, что боль, которую вы мне доставите, не пройдет, как проходят все земные горести: это будет вечная боль, что сродни адским мукам.
Тогда рыцарь положил руку на рукоять своего меча, образующую крест, и произнес:
— Это такая же правда, как правда то, что я не могу жить без вас; как правда то, что я не могу быть вам неверен. Я могу умереть, но никогда не смогу разлюбить вас!
— Тогда я принадлежу вам, — ответила Ундина. — Сами назначьте день нашей свадьбы, и назавтра, проснувшись, вы увидите приданое невесты.
— Боже, завтра, завтра! — вскричал рыцарь. — Зачем откладывать еще на день тот миг, когда мы станем счастливы?
— Завтра, — сказала Ундина, — ибо мое желание принадлежать вам ничуть не меньше, чем ваше желание принадлежать мне. Но думайте этой ночью об обещании, которое вы мне дали; завтра утром у вас еще будет время отказаться от своего слова, но завтра вечером мы соединимся навеки.
— О, почему еще не настал завтрашний вечер! — вскричал рыцарь, сжимая Ундину в объятиях, но она высвободилась из его рук, встала перед ним, а потом, склонившись, словно цветок на ветру, коснулась уст рыцаря поцелуем в тысячу раз слаще прежнего; и, вновь ступая по широким листьям кувшинок, она достигла самого глубокого места источника и стала медленно погружаться в него, прощаясь с рыцарем взмахами руки и одаряя его улыбкой, а затем скрылась под водой.